Девушка погладила защищающее от холода стекло, как гладят кошек, и решила исполнить давно задуманное. Алатские и морисские специи с местными травами и толчеными семенами не смешивал никто и никогда, но почему бы не объединить юг и север? Страх создать скверное и утратить веру в себя вынуждал гоганни отодвигать свой замысел, но нельзя тянуть бесконечно. Мэллит стянула волосы любимой лентой и приколола золотой цветок, с которым не расставалась, хотя кухонная советовала надевать драгоценное лишь в праздники и с лучшими платьями. Полная участия и любопытства, она не понимала, что сердце нельзя положить в шкатулку и вынимать в избранные для хвастовства дни. Добрые женщины любят советовать, и Мэллит, отвечая, не была резка, как порой случалось в разговоре с герцогом Надорэа. Монсеньор монсеньоров велел непонятливому отправиться в Надор, но метель рассудила по-своему, и влюбленный в мать подруги оставался в доме, порождая неловкость.
Сегодня герцог Надорэа еще не выходил, но гоганни все же миновала гостиную как могла быстро и спустилась на кухню. Солдаты уже позавтракали, и добрая Бренда убирала посуду, объясняя Селине, сколь труден был ее путь через две улицы.
– Да, – соглашалась подруга исполненным радости голосом, – эта метель, похоже, не уймется.
– И не говорите, барышня, я прямо не знаю, как домой пойду… Дочка не управится-то одна, куда ей? Квелая совсем, и молока мало.
– А ты сейчас иди, пока светло, и масла для дочери возьми. Завтра можешь не приходить. Герард по делу уехал, а мы тут управимся.
– Ой, барышня, спасибо! Я потом отработаю, к весне-то разгребать все придется.
– Ты собирайся, а я скажу господину Герхарду, что тебя надо проводить.
Сэль убежала, а добрая принялась складывать в корзину то, что забирала домой, и это было не только масло. Кормящим дитя нужно есть сытно, и Мэллит не вмешалась, когда к маслу присоединились молоко, яйца и половина неудачного пирога, но генерал фок Дахе любил гусятину, а рынок в метель часто бывал пуст.
– Верни мясо в ларь, – потребовала Мэллит. – Селина добра, это так, и она разрешает брать многое, но не все.
– Простите, барышня, – лицо кухонной стало красным, это был неприятный цвет. – Гусь-то не из лучших, откормлен кое-как, жестким будет, не укусишь, а господин герцог не любит, когда мясо в зубах застревает… Но не выбрасывать же.
– Птица хороша. – А ложь из корысти отвратительна. – Это дурные руки превращают хорошее мясо в вызывающую оторопь подметку. Я приготовлю оскорбленного тобой гуся, и он будет мягок и сочен. Можешь идти, и пожелай своей дочери исполниться молока.
– Спасибо, барышня, я так и скажу… Что баронесса фок Вейзель быть здоровенькой наказывала, вы уж простите, я б такого гуся на добрый стол не подала бы, да еще сейчас. Шутка ли, в дом регент захаживает, а тут такое…
– Альберт уже плащ надел, – подруга успела вернуться и стояла у двери. – Иди и не надо объяснять Мелхен про гусей, ты бы еще Маршалу про мышей объяснила.
Бренда не замолчала, но корзину взяла и ушла, не переставая говорить, она была огорчена, однако Мэллит не сожалела о сказанном.
– Ты даешь ей многое и часто, – гоганни оглядела спасенного гуся, он был прекрасен, – и она начинает красть.
– Так многие делают, – Сэль посмотрела на свои руки, на мизинце виднелось темно-синее пятно. – Надо смыть, иначе нитки измажутся. Папенька тащил домой из Лаик все, что мог, а мама ему за это не выговаривала, по-моему, она считала, что это правильно. Я так не думаю, но ругать Бренду, когда мы сами были такие, нечестно. Ты – другое дело. Если гусь хороший, его надо приготовить.
– Ты ждешь генерала фок Дахе или Герарда?
– Герард вчера отправился с монсеньором Рокэ по делу за город, утром заезжал капитан Уилер с запиской.
– Герард прислал капитана Уилера? – удивилась Мэллит. – Разве он может приказывать?
– Капитана Уилера прислал Монсеньор, – объяснила подруга, – в Аконе много дел, и скоро приезжает его величество Хайнрих, а это ужасно хлопотно. Мы с Гаунау очень долго воевали, потом монсеньор Лионель с ними помирился и правильно сделал, потому что его величество умный и хороший человек, но здесь привыкли к войне, так что все будет тихо, но достойно.
– Я могу стать к жаровне, – предложила Мэллит, – короля Гаунау называют Хайнрихом Жирным, он должен любить хорошую пищу.
– Ты молодец! Надо обязательно сказать об этом Монсеньору, но этого гуся мы съедим сами, и сегодня же.
2
Буфетчик понял если не все, то многое, иначе бы не сменил васспардский сервиз на привезенные с собой белые морисские чашки без гербов. Вторым напоминанием о вчерашних невеселых открытиях стал приход Арно.
Непробиваемый Валентин заканчивал дела с управляющим, Клаус, которого с вечера пришлось напоить успокоительным, спал, и не знавший куда себя деть Малыш забрел на шадди к непривычно рано вставшей матери. Впору было растрогаться, и Арлетта, выждав, когда выйдет буфетчик, растрогалась.
– А куда мне еще идти? – слегка удивился сын. – Не к Лукасу же!
– Ты всегда можешь сделать доброе дело, – предложила Арлетта. – Я имею в виду кормежку малых сих. Людям слишком часто либо нечего делать, либо не о чем говорить, и тогда птицы, рыбы и прочие белки просто спасают. Надеюсь, Валентин оградит сестру от общества… младшего брата Габриэлы Борн.
– Умеешь ты высказаться!
– Кровь Рафиано, дитя мое.
– А у меня ее что, нет? Вся Лионелю досталась?
– Скорее она тебе не слишком нужна, но в Старой Придде передать ликтору список дев ты догадался.
– Тоже мне достижение! Мама, что бы ты сделала с Питером на месте Валентина?
Что бы она сделала? Отравилась бы, наверное. Или отравила?
– Мне не под силу представить, что кто-то из вас задумает убить другого иначе, чем для спасения отечества, но тогда вы передеретесь за место жертвы.
– Мама…
– Помолчи, я еще не иссякла. Гектор на убийство родни не пойдет, он для этого слишком экстерриор, что до твоего кузена Франсуа… Сейчас я бы его прощать и выручать не стала, но если бы он попробовал убить лет десять назад, наверняка бы растерялась. Это Фабианов день не пропустишь, а вот день, в который из паршивца вылупится гаденыш, в календарь не занести. Валентин уже что-то решил?
– Я же тебе говорил, он с управляющим сидит.
– Видимо, я слегка поглупела. Что из этого сидения следует, кроме сохранности роковой тайны, само собой?
– То, что мы, как и собирались, завтра едем в Акону. Что дальше, не представляю. Налить тебе еще?
– Спасибо, – чашку она подставила бездумно. Темная струйка, любимый аромат… Хорошо, что Питер отравил шоколад, его вкус и так навеки испорчен бунтом, а вот смогли бы мальчишки после вчерашнего взять в рот шадди? Соберано Алваро смог.
