Но иногда запускала Лара к себе в кабинет человека, и оставляла на лавочке посидеть рядом с собой, пока остальные шли потоком, чтобы темп не снижать. И занималась с ним параллельно остальным проходящим в две руки, уж это она умела.
Паренёк какой, с открытой и честной душой, отчаянно лопоухий, но при этом ещё и субтильный да слабосильный, что в деревне с ее каждодневным тяжелым физически трудом было практически приговором. Или вот девчонка хорошая, страдающая от своей натуральной некрасоты да ещё, к тому же, как будто природе этого было мало, плоская как доска. В обоих случаях это было хуже самой плохой болезни, это портило жизнь навсегда, и Лара это исправляла.
Или вот ещё одна, смертельно напуганная зреющей в ней нечаянной жизнью, которую эльфийка, подумав, всё-таки убрала, восстановив, до кучи, девичью, гм…, честь. Лара двумя словами тогда дала ей понять, что всё уже в порядке и бояться нечего. Ни людской молвы, ни матери с отцом, и на этом всё. Воспитывать её Лара не собиралась, не её это дело, да и что тут скажешь? Хорошо, конечно, мужикам рассуждать обо всяком таком, осуждать и умничать, и совсем другое дело, когда ты глупая девчонка с пузом.
Эльфийка как будто видела это глазами той некрасивой дурочки, испуганно распахнутыми и отчаянно доверчивыми. Видела этот вечер в самом начале весны, эти яркие звёзды в безлунном небе, когда праздник пошёл на спад и закончились танцы, и на девчонку обратил внимание тот самый уже взрослый и опытный обалдуй, по которому она давно страдала, придумав себе невесть что.
Сладкое ягодное вино кружило девчонке голову, подружки куда-то делись, а мамины слова были откинуты и забыты, потому что наконец-то началась та самая волшебная жизнь, когда рядом настоящая любовь и она сама — принцесса. Он ей что-то говорил, до жути приятное и девчонка ему верила как никому раньше, а потом они начали целоваться у них в сенях, куда он затащил её погреться, а потом он начал наглеть и вести себя непривычно грубо. Она попыталась было оттолкнуть его, всё еще не веря, что волшебство кончилось, и отчаянно не желая, чтобы всё произошло в этих затхлых вонючих сенях, ведь всё должно было случиться совсем-совсем по-другому, не так, не надо, но тут её опытной рукой ухватили за это самое, и невероятная дрожь электрическим разрядом пробила всё её тело, руки-ноги ослабели, голова была потеряна и всё случилось как будто бы само собой.
А на другой день милый друг сделал вид, что пьяный был и ничего не помнит, да и вообще, с чего бы? И осталась она одна, потому что и не собирался он связываться с ней, дурой такой, на всю жизнь и вообще, с него взятки гладки, так и знай. Подружкам она признаться не смогла, матери с отцом тоже, потому что боялась их пуще всего остального и уже присматривала себе, действительно, дура такая, сучок покрепче и верёвочку помягче.
Хватальщику этому, кстати, Лара в тот же день поуменьшила озабоченность его ровно вдвое, чтобы поскромнее был, внушив при этом быть довольным, радоваться жизни и думать, что вот такое падение интереса к противоположному полу и есть норма. Девчонке дали второй шанс, ни полсловом не выразив одобрения или неодобрения, да и всё на этом. Странно, конечно, было видеть такие самоубийственные страсти в этом довольно свободном на нравы селе, ведь ничего страшного на самом деле не произошло, дело-то житейское и довольно-таки обычное, не она первая, не она последняя, но девчонка была очень молодая и от этого глупая, да ещё и перепуганная насмерть и потому не понимающая слов, так что пусть её, пришлось взять эльфийке грех на душу, объяснениями тут было делу не помочь.
Обойдётесь, еще раз подумала Лара, просквозив наконец мимо злобных баб и радостных, прямо-таки улыбающихся ей собак. Церковь была уже недалеко, буквально через два двора на третий, и следовало поторопиться. Люди шли потоками вверх по направлению к лётному полю уже целыми семьями, вездесущие пацаны носились по дворам, выкрикивая и торопя опаздывающих или не знающих о тех невероятных чудесах, что им сейчас устроят залётные ухари.
Но кое-кто остался, и вот они-то и интересовали Лару сейчас больше всего. Но искать этих по-настоящему подлых людишек, шпионящих против родного села, было пока рановато, не все ещё собрались у «Ласточки», так что пока отложим, просто побережёмся. А уж в том, что Арчи с Артёмом удастся собрать всех на лётном поле, Лара ни секунды не сомневалась. В Артёме может быть, слишком уж он сомневается во всём, но вот Арчи, этот прирождённый клоун, своего не упустит. Да и на Далина можно было положиться не глядя.
Легко уклоняясь и убирая со своего пути уже бегущих за чудесами людей, Лара вышла к церкви и остановилась, рассматривая старое, по северному тёмное и суровое обиталище Единого. Давно строили, невольно отметила она про себя, сейчас-то покрасочнее да полегче стараются делать, а вот от этой крепостицы на неё прямо-таки пахнуло незабытыми ощущениями тех давних и страшных лет.
Двери в церковь были гостеприимно распахнуты, но эльфийка пошла не туда, а в небольшой домик за забором, который во всех деталях описал ей Артём, и где явственно угадывалась изнывающая от нетерпения и сомнений аура отца Саввы. Лара покрутилась туда-сюда в тени куста сирени, рассмотрев на всякий случай и сам домик, а также выискивая возможные лишние, сейчас совсем ненужные ей глаза. При всём своём могуществе она точно знала, что всегда легче уберечься от нечаянных неприятностей, даже если потом можешь их исправить просто щелчком пальцев. Можешь, но иногда от этой лёгкости и забываешь.
Отец Савва что-то почувствовал, потому что не выдержал и вышел во двор, растворив настежь двери. Весь пребывающий в сомнениях, но при этом полный собственной внутренней выстраданной правоты, он походил по траве, выглянул за забор, посмотрев на последних бегущих к дирижаблю людей и, пожав плечами, вернулся в дом.
Лара уже сидела на гостевом месте, закинув ногу на ногу и положив свою сумку на чистую тумбочку, с большим интересом разглядывая разложенные на столе шпионские амулеты и ключ-камень для маг-связи. Отец Савва, кряхтя, потянул на себя чуть было не захлопнутую сквозняком дверь в комнату, увидел Лару и застыл столбом. Потом тихонько затворил дверь перед собой, постоял за ней чуть-чуть, успокоился, и так же тихонько приоткрыл её ровно настолько, чтобы суметь посмотреть на улыбающуюся эльфийку одним глазом.
— Знамение на себя наложите, святой отец, — посоветовала ему Лаириэн ровным голосом. — Говорят, помогает.
— Ага, — немного ошалело согласился с ней отец Савва, потом размашисто совершил действительно чуть засветившееся на нём знамение, прокашлялся и виноватым голосом сказал, — да и какой я вам отец, называйте меня просто Савва, что ли.
— Это вы сейчас на что намекаете? — привычно ухватилась она за этот привычный, в общении с ней, ляп, чтобы немного растормошить и расслабить собеседника. — Я всё-таки дама, святой отец!
— Да Господи, — в отчаянии всплеснул руками тот и затараторил, спеша объясниться. — Дед мой мне про вас рассказывал, и часто! Как ехали они обозом, зимой, думали безопасно, а бабка на сносях, отцом моим, а к ним из лесу страховидла вышла! Думали, что всё, она уж кого убить сумела, кого подрать, а тут вы! Нечисть сожгли, людей вылечили, а уж деду моему руку оторванную к месту приставили, помагичили, кровь смахнули, а рука-то, правая, как новая! А ведь крестьянину без руки жизни нет, он потом до самой смерти хвастался, и всех на этой руке борол, никто его победить не мог! Бабка вам потом всю жизнь свечи ставила и в молитвах поминала! Дед потому что после этого не пил совсем, как отрезало!
