— Правда ваша, — глухим, надтреснутым голосом произнес поп, отстранённо рассматривая оставшиеся от убитого вещи. — Я понимаю. Я должен идти до конца, это моё решение. И я уже не отступлю, даже не думайте. Я поступил правильно, я поступил единственно верно, а чувства мои пусть при мне и останутся. Если жив останусь, в монастырь уйду для вечного покаяния. А про духом на кровати возмущаться это вы не в бровь, а в глаз.
— Меч свой подберите, — указала ему Лара на брошенный нож и занялась делом, принявшись перебирать и складывать в свою безразмерную сумку найденные и снятые со всех троих амулеты. Она ловко укладывала их по как раз для этого и предназначенным кармашкам, стараясь учесть и нивелировать взаимное воздействие амулетов друг на друга. Оценивала, поражалась невиданному ранее уровню работы, но постепенно успокоилась и мысли её снова перепрыгнули на отца Савву.
Чувства у него, видите ли, кто бы о моих чувствах подумал, хотя бы раз за сто лет, мысли под монотонную работу текли легко и ровно. Ещё одна смерть, чёрт бы их всех побрал, только и всего. Сколько их было и сколько их ещё будет, и ведь не самого человека жалко, а упущенных возможностей для него. Ну почему этот парень не оказался среди этих двоих выживших, дрянь ведь людишки, без вариантов, вот им жить незачем, слова бы отцу Савве не сказала. И вообще, чего это я на него взъелась-то так, он-то откуда знал, он молодец. Действовал решительно, смело, не растерялся, в другой ситуации спас бы всех, и положиться на него можно.
— Спасибо вам, отец Савва, — вдруг неожиданно для самой себя сказала Лара. В конце-то концов, её тараканы в голове — это её личное дело, не хватало только сейчас смертно обидеть соратника и сбить его с пути своим непонятным отношением. — А война, она всегда такая. Потом привыкаешь. Мне-то полегче было, я своего первого с перепугу великого убила.
— Так и я с перепугу, — криво ухмыльнулся в ответ поп. — Испугался очень, а что-то делать было надо. Не мог я допустить, чтобы они ушли отсюда, мной прикрываясь. И впредь прошу — не надо из-за меня на уступки злодеям идти, хорошо?
— Ну, мне виднее, — Лара наконец уложила все амулеты по местам и поднялась на ноги. — А теперь давайте утвердимся в правильности дел своих тем, что вот этих двоих разговорим. Есть у меня ощущение, что расскажут они нам много нового и интересного. Да такого, отец Савва, что как бы нам потом друг дружку от них оттаскивать не пришлось, ножи отнимая. Выбирайте, просто разговорим, или как с Колькой-пришлым поступим?
— Не надо, — содрогнулся отец Савва, уж слишком свежи и ярки были его воспоминания. — Если б не этот подлец, не смог бы я сегодня убить, точно говорю. Не надо.
— За всё в этой жизни надо платить, если вы ещё не поняли, — наставительно сказала ему Лара. — А вот ушли бы утром в соседнюю комнату, и плыли бы сейчас в лодочке. Зато совесть чистенькая и руки. А я бы за вами по бережку бежала да переживала, как вы там?
— Хватит, — наконец улыбнулся ей отец Савва. — Ежели предначертано бысть мне монахом воинствующим да взять меч в руки, то возьму его без радости и лишь на время малое. Но и прятаться, чтобы духом возмущаться в уединении уютном, уже не буду. Я свой путь выбрал, и что мне предстоит превозмочь и в чём запачкаться, понял.
— Хорошо, — Лара повернулась наконец к лежащим на земле и лишенных оружия и амулетов телам. — Ну, двое из ларца, кто из вас больше знает? Кто прожил подольше и увидел побольше, тому и речь держать.
Один из лежавших на земле кивнул ей головой, а второй показал на него же пальцем. Да и с виду этот головорез выглядел повнушительней и постарше, так что ошибки можно было не бояться. Лара попросила отца Савву сходить в лодку, забитую пожитками и поискать складные стулья и стол, ведь были же, и приготовилась записывать. Выложила на стол свою тетрадь, вечный магический карандаш и приободрила поднявшегося на ноги старшего злодея.
— Можешь начинать. Рассказывай быстро, чётко и самое главное. Но рассказывай только про себя, как дошёл до жизни такой, постепенно, издалека и до этого времени, ничего не упускай. Что делал, какие приказы получал, что видел и что знаешь, вот чуть ли не по дням. А друг твой пусть тоже слушает и, если ты чего забудешь или постесняешься рассказать, нам глаза и раскроет.
Лару дела давно минувших дней интересовали мало, она затеяла это лишь для отца Саввы, чтобы утвердить его в своих решениях, но постепенно перестала жалеть о том, что из-за попа не пошла по быстрому пути, вот как с Колькой-пришлым. Стоявший перед ними мужик оказался, слава богу, отъявленным уродом, и сейчас вываливал на них всю глубину своего нравственного падения, заставляя попа морщиться и вздыхать от отвращения. До того, как стать одним из сотрудников управления благочиния, он многое успел за свою недолгую жизнь. И пограбить на большой дороге, с неизбежными убийствами и насилием, и поторговать запретным зельем, совершить ещё кучу мерзких подвигов по мелочи, озлобиться на весь мир и в конце концов попасть на вечную каторгу, откуда его и вытащили неведомые монахи.
Оказывается, получив в этой жизни по делам своим и загремев в заключение, многие злодеи обращаются там к богу, причём очень неистово и рьяно, ну кто бы мог подумать. Тюремщики же этому не мешали, тем самым не разглядев под самым носом своим практически тайное общество и отличный канал для вербовки готовых на всё бойцов, а может, и не хотели чего-либо замечать. Условия же для управления благочиния, которое и занималось этим богоугодным делом были — лучше не придумаешь. За каждой кандидатурой следили несколько лет минимум, а ведь в тюрьме не скроешь ничего, так что были рекруты для своих вербовщиков как на ладони. Да и выбор большой, есть из кого.
Отец Савва сидел как пришибленный, поражаясь глубине падения своего начальства, и Ларе пришлось поторопить головореза. Скороговоркой наконец завершив перечисление всех своих мерзких подвигов, тот наконец добрался до главного.
Оказывается, около десяти лет назад команда церковных охотников в погоне за одним слетевшим с нарезки колдуном нарвалась на интереснейшее место. Силён был устроивший кровавую баню колдун, и не хватало сил охотникам схватить его, но и со следа никто бы в этом мире сбить их не мог. Шли они по его следам, вызвав подмогу и надеясь одолеть колдуна чуть позже, когда усилятся, а колдун это соображал и бежал, надеявшись спрятаться и затеряться.
Всё было просто и понятно до тех пор, пока этот колдун не почуял перед собой на пути место древнее, пропитанное непонятным злом и не рванул туда отчаявшейся крысой, ведь это был шанс, да какой. Рванули туда и охотники, попрощавшись перед этим друг с другом, но упускать цель они не захотели, уж больно много зла он принёс. Заскочили в тёмные подземные коридоры и выгнали постепенно колдуна в небольшой зал на большой глубине, оказавшийся к тому же ещё и тупиком. Произошло это неожиданно и для цели, и для загонщиков, и возрадовался колдун. В последней отчаянной попытке попытался он выложить все свои великие силы, чтобы одним страшным ударом убить неосторожных преследователей, и приготовились к смерти они, потому что вариантов не было.
Воздел руки вверх колдун, взревел что-то страшным голосом, и кто-то из охотников зажмурился в страхе великом, кто-то молиться начал на пороге неминуемой смерти, по-разному, но ничего и не произошло. Успел только колдун удивиться безмерно отсутствию силы своей, перед тем как получить свинцовым грузиком по голове, да и лишился чувств. Упаковали его охотники, предварительно отпинав да зашив поганцу рот, чтобы не творил заклинаний богомерзких, и призадумались, а чего это, собственно, тут такое было. Силы-то у колдуна куда делись?
