Конечно, последние примеры – исключения, но в них содержится неприглядная правда. Идолизация героев редко переживает их успех. Когда у спортсмена иссякают силы, исчезает и восхищение им со стороны толпы, и вот герой уже остается наедине с собой, как Кориолан
[46], взывая к небесам.
Я часто думаю о том, какие бы сюжеты нашел Шекспир в иронии судеб современных звезд и в сложностях взаимоотношений между публикой и теми, на кого она выплескивает свою любовь. Как сказала однажды Билли Джин Кинг: «Слава – самая запутанная вещь в мире. И не только для знаменитостей».
В мире инвестиционного банкинга, который представляет собой финансовую отрасль, наверное в наибольшей степени лишенную сентиментальности, часто говорят: «Чего бы ты ни достиг в ней, сколько бы денег ни привлек, каким бы популярным ни стал, в конечном счете тебя все равно “вынесут ногами вперед”». Разумеется, не в буквальном смысле. Это всего лишь метафора для основополагающего принципа в данной отрасли: как только ты теряешь способность делать деньги, тебя выдворяют за дверь в сопровождении секьюрити с маленькой коробкой, в которой будут лежать все твои личные вещи.
Во многих отношениях спорт так же жесток. В нем нет места для сантиментов, а лишь пространство для жестокого отбора на состязаниях. Когда игрок состаривается, он исчезает, и мы переключаем свое внимание на очередного героя.
Все мы представляем собой публику, склонную к изменам. Когда я интервьюировал Джейка Ламотту, одного из самых популярных у журналистов и писателей чемпионов, он не скрывал ощущения, что его предали. «Они любили меня ровно до тех пор, пока я выигрывал, – говорил он. – А когда я начал проигрывать, они возненавидели меня».
Эта сентенция Ламотты, конечно, имеет свои изъяны. Ведь по-настоящему его не любили. Да, людям нравилась его манера боксировать и вести себя на ринге, им нравился драматизм его поединков, который он умело создавал. Его превозносили, поднимали на пьедестал, щедро награждали, и, разумеется, у него не было недостатка в женщинах, которые окружали эту боевую игру – бокс. Но он не стал объектом настоящей любви. Он просто попал в орбиту звездности. А звездность скоротечна, преходяща и жестко обусловлена. Мы любим гладиатора ровно столько, сколько он развлекает нас.
В банковском секторе, как и в большинстве других отраслей, люди хорошо понимают неписаные правила. Все осознают, что их держат на работе до тех пор, пока они приносят пользу. В спорте профессиональный язык другой. В спорте мы говорим о любви и идолизации. Мы говорим о героизме. И разве удивительно в этой связи, что многие бывшие чемпионы испытывают растерянность, когда любовь к ним лишь на недолгое время вспыхивает, а потом умирает?
Время от времени в СМИ появляются истории о великих спортсменах прошлого, которые сталкиваются с жизненными трудностями. И такие истории глубоко трогают нас и вызывают острые противоречивые чувства. Мы чувствуем чуть ли не моральную ответственность за то, что легендарные когда-то фигуры влачат жалкое существование, нищенствуют, лишенные своего величия и по большому счету забытые. При этом мы не можем понять, на кого следует направлять наш гнев.
А причина здесь проста: это не какой-то конкретный человек или группа людей свергнул наших героев с пьедестала; в этом виновата двусмысленность той самой звездности. Клубы обязаны обеспечивать безбедную старость своих бывших игроков ничуть не больше, чем те, кто скандировал их имена с трибун. Поэтому и спортсмены, и мы с вами остаемся в моральном смятении, ведь мы никогда точно не формулировали правила славы, а также регламент массового обожания. Иногда мы в качестве метафоры используем слово «любовь», забывая при этом, что любовь – чувство безусловное.
На надгробии Клафа имеется очень глубокая по содержанию эпитафия. В ней говорится, как любили его люди; но написано и о том, что наиболее дорог он был своей жене, Барбаре, и своей семье. Эта эпитафия так сильно воздействует на людей, потому что в ней содержится важная истина. Даже для такого человека, как Клаф, которого продолжают почитать и спустя много лет после его смерти, самая значимая любовь – любовь его семьи, тех, кто по-настоящему знал его. Звездность – материя вторичная.
Безусловно величайший
6 июня 2016 года
Норман Мейлер, вероятно, самый красноречивый биограф Мохаммеда Али, однажды назвал его красивым. «Каждый раз, когда вы видите его, вы испытываете шок, – написал он в своей эпохальной книге “Бой” (The Fight), – не тот Али, который предстает на телеэкранах; это человек, стоящий перед вами во всем своем великолепии. И тут величайшего атлета мира поджидает опасность оказаться самым красивым человеком… Женщины шумно вздыхают… Мужчины опускают глаза… Даже если бы Али никогда не раскрывал рта для того, чтобы растрясти публику, он все равно вызывал бы к себе любовь и ненависть. Потому что он Ангел Небесный
[47] – об этом говорит окружающая его тело тишина в те моменты, когда он предстает в своем светящемся обличье».
Действительно, Али был красивым. То, как он двигался, как говорил, как излучал мощную харизму перед телекамерами – всем этим он кардинально изменил природу знаменитостей XX века. И он умел боксировать. Когда он победил Кливленда Уильямса в 1966 году на пике своей спортивной мощи, он изменил взгляды многих спортивных обозревателей на сам спорт. Он танцевал и порхал по рингу, нанеся более ста ударов и приняв всего три. Тогда один из экспертов сказал: «Это показало миру, насколько близко спорт может подойти к совершенству. На семь с чем-то минут Али превратил бокс в балет».
Однако Али не всегда был красивым. Он мог быть уродливым, мстительным, а временами и лицемерным. И правда, единственный путь понять, как «просто» спортсмен может подняться до того, чтобы стать одной из наиболее влиятельных фигур прошлого века, – рассмотреть и его светлые, и его темные стороны. В последние десятилетия, особенно после ухода Али с пьедестала из-за болезни Паркинсона, его образ был тщательно облагорожен. Коммерческие кураторы превратили его в фигуру чуть ли не святую, объединяющую, пацифистскую и не несущую в себе никакой угрозы. Но настоящий Али – тот, который шокировал, приводил в ярость, очаровывал и в конечном счете влюбил в себя весь мир, – был человеком, вызывающим полярные оценки, и очень противоречивым. В его словах и делах всегда чувствовался запах взрывчатки Semtex. И сейчас более, чем когда-либо, настало время открыть для себя реального Али.
Его выход на мировую арену может быть привязан к конкретной дате: 25 февраля 1964 года. К тому времени Али уже выиграл золотую медаль в первом тяжелом весе на Олимпийских играх в Риме, но в кумира миллионов его превратил вызов, брошенный им так называемому «самому дорогому призу» в боксе. Было бы неверно утверждать, что вообще никто не ставил на этого неортодоксального язычника, дравшегося с опущенными вниз руками. Однако только трое из сорока с лишним журналистов, находящихся возле ринга, считали, что Кассиус Клей (как тогда звали Али) победит Сонни Листона, который защищал свой титул чемпиона мира в тяжелом весе. И это был не первый случай, когда эксперты недооценили смелость и мастерство человека, готового перевернуть мир бокса с ног на голову.
