Но ROVA – не респектабельные Чик Кориа и Гэри Бёртон
[131]. Такие же отщепенцы-авангардисты, с такой же сомнительной политической репутацией в своей Америке, как и мы у себя в СССР. Рассчитывать на поддержку Госдепартамента они могли с таким же успехом как мы – на поддержку министерства культуры. По общепринятым в Америке понятиям их и к джазу-то отнести нельзя. И не джаз, и не классика – по какому ведомству проходить, и у каких фондов деньги просить, бог весть.
На то, впрочем, и существуют в Европе и Америке бесчисленные фонды, чтобы помогать артистам в подобного рода заманчивых, но неосуществимых без сторонней поддержки проектах. Ларри просит меня прислать ему как можно более официально выглядящее письмо, с котором он мог бы заняться fundraising. Даже я, с моим неплохим английским, не знал еще этого, ставшего теперь расхожим и в русском, слова. Смысл, однако, был понятен. Но где же взять официальную бумагу? Идти в дирекцию ДК Ленсовета за бланком и просить там поставить печать? И хотя дело было еще до скандала с закрытием Клуба, ясно было, что такой путь немыслим. Никто и нигде не даст нам никакую официальную бумагу, текст которой будет приглашать неизвестно от чьего имени приехать в СССР каких-то никому не ведомых американских (!) музыкантов. Тем более в самый что ни на есть разгар очередного витка холодной войны.
Но – голь на выдумки хитра. Кое-как – без компьютера, без ксерокса – мы соорудили максимально, по нашим возможностям, официально выглядевшее письмо. Ни оригинала, ни копии уникального документа у меня не сохранилось, поэтому опять слово Ларри Оксу – вот как он описывал это письмо в одном из многочисленных американских интервью после поездки:
«Бланк, на котором пришло письмо, был явно самодельным. В письме говорилось, что мы заняли первое место в опросе джазовых критиков СССР.
[132] У них всего-то, наверное, на весь СССР 25 критиков
[133]. Они выражали уверенность, что если мы приедем в СССР, то на наши концерты придут тысячи поклонников
[134] и что наши концерты окажут такое же влияние на развитие советского джаза, как концерты Дюка Эллингтона в начале 70-х.
[135] В общем, письмо было очень впечатляющим, и с его помощью я начал собирать деньги. Сделать это оказалось непросто, и до последней минуты никакой уверенности в успехе не было. Главное, чего мы хотели, – установить связь на культурном уровне. До нас ни одна играющая новую музыку группа не была в СССР. К тому же с нами ехали музыкальный критик, несколько писателей, кинематографистов, съемочная группа для документального фильма. То есть, мы с обеих сторон пытались сделать все, что в наших силах, чтобы сломить сложившуюся к 1983 году американско-советскую конфронтацию – Рейган только что провозгласил СССР «империей зла». Когда я позвонил в Госдепартамент с просьбой о помощи в нашей поездке, чиновник, с которым я говорил, поначалу пытался мне спокойно объяснить, почему помощи с их стороны не будет. Но к концу нашего трехминутного разговора он пришел в настоящую ярость и начал просто орать в трубку: “ОК, остановить вас в вашей поездке мы не можем, но и помогать вам мы точно не будем!” Наконец, пара фондов на Западном побережье расщедрились. От корпораций мы ничего не смогли получить, несмотря на все разговоры в прессе о важности культурного обмена между двумя странами. В итоге больше всего нам дали частные лица, симпатизировавшие нашей музыке и идее поездки в Россию. В конце концов, несколько тысяч мне пришлось занять, о чем я нисколько не жалею».
На все это ушло года два, и когда, в мае 1983-го, ROVA, наконец, добралась до СССР, Клуб современной музыки был уже год как благополучно прихлопнут.
С американской стороны организацией поездки занимался некий фонд со звучным названием Friendship Ambassadors («Послы дружбы»), с советской – действовавшая под эгидой ВЛКСМ молодежная туристическая организация «Спутник». ROVA была пристегнута к студенческому оркестру из провинциального американского университета. Ограничиваться одним Ленинградом они, ясное дело, не хотели, Москва была присовокуплена автоматически – как же так, ехать в Россию и не побывать на Красной площади? Ну а, так как сроки поездки совпадали с фестивалем Vasaras Rytmi («Ритмы лета») в Риге, то я посоветовал подключить и Ригу, заранее договорившись с рижанами о том, что ROVA выступит и у них.
Все начиналось с Москвы, и в назначенный день трое нас, ленинградцев – Курёхин, Гребенщиков и я – дожидались у пассажирского выхода аэропорта Шереметьево-2. С нами был наш главный московский друг – Саша Липницкий, дома у которого в первый же вечер была устроена приветственная вечеринка. Липницкий жил тогда один в большой трехкомнатной квартире в артистическом доме на Садово-Каретной, рядом с садом Эрмитаж. Всегда открытый для друзей дом был главной базой ночевок для регулярно совершавших набеги в Москву «Аквариума» и «Кино», с которыми Липницкого связывали тесные дружеские отношения. Саша занимался иконами и, по нашим нищенским ленинградским меркам, был человеком, мягко говоря, обеспеченным. Достаточно сказать, что он первым в нашем кругу обзавелся видеомаганитофоном, и мы, как завороженные, не отрываясь, смотрели живые концерты и первые только-только появившиеся на недавно созданном MTV видеоклипы. Все восторгались Duran Duran, мне же больше нравился Talking Heads, King Crimson и Сид Вишес из Sex Pistols с его версией синатровского «My Way». А вот еще одно почти тотальное увлечение компании – многочисленные фильмы о боевых искусствах – оставляло меня полностью равнодушным. Брюс Ли тогда ходил в главных героях, а Цой, Каспарян
[136] и даже БГ попеременно принимали боевые позы.
Главное, разумеется, было не в этом. Большой, дружелюбный, гостеприимный, привычный к различным музыкальным гостям дом – идеальное место для первой, задающей тон всему последующему общению встречи.
