Дебижев же сделал великолепное стильное оформление для конверта «Подземной культуры»: русский белокаменный собор с луковками куполов, а под ним в мрачном подземелье – воины с копьями и стрелами. Двойная пластинка в лучших традициях раскрывающихся как книга альбомов прог-рока 1970-х внутри содержала то самое «либретто», выписанное изящным вензельным шрифтом в художественном обрамлении. Насколько я знаю, в России на виниле альбом так и не переиздавался. Была, кажется, кассета, но и кассета, и CD, и уж тем более всяческие цифровые издания этого опуса никакого смысла не имеют – музыка, повторяю, интерес представляет сугубо исторический, а вот внешний вид полномаcштабного LP до сих пор впечатляет, и все вместе становится монументальным памятником эпохи.
Помню, кстати, как мы с Курёхиным бережно передавали листы с оригинальной дебижевской графикой – проложенные папиросной бумагой, упакованные в специальную папочку – какому-то американскому дипломату на очередном приеме в резиденции американского консульства с тем, чтобы тот переправил их дипломатической почтой Лео Фейгину в Лондон.
Бутман – не единственный музыкант из прежней курёхинской джазовой и околоджазовой тусовки, втянутый благодаря Курёхину в орбиту «Аквариума» и БГ; можно еще упомянуть мелькавшего на записях и «Табу» и «Радио Африки» басиста Владимира Грищенко. Справедливости ради, правда, нужно признать, что он хоть и играл в том самом вапировском квартете, в составе которого я впервые увидел Курёхина в октябре 1978 года, джазовым музыкантом может считаться лишь условно – в конце концов, вместе с Курёхиным он играл еще во вполне роковом «Гольфстриме». Да и у Вапирова Грищенко играл не на джазовом контрабасе, на роковой бас-гитаре.
Куда важнее был альянс Курёхина с Чекасиным и Валентиной Пономарёвой. Яркая цыганка из знаменитого трио «Ромэн» еще в 1960-е годы увлеклась джазом – правда, вполне пока традиционным. С Курёхиным ее – как она мне рассказывала – познакомил Барбан. Причем знакомил дважды – сначала в 1978 году на фестивале в Фергане («Я увидела совершенно милейшего мальчика, который подошел ко мне, раскланялся, как подобает ленинградцам, – интеллигентный, нежный, с тихой улыбкой»), где Пономарёва появилась после долгого перерыва в своей джазовой жизни, а затем и в 1980-м. Вот как она рассказывала мне в интервью об обстоятельствах их второго знакомства.
«Я была в Ленинграде, останавливалась в доме у Барбана, и он опять предложил мне познакомиться с потрясающим молодым пианистом и спросил, не захочу ли я отправиться с Курёхиным и Чекасиным на фестиваль в Апатиты. Я уже не помню, по какому поводу я оказалась у Ефима, но поехать куда угодно была всегда готова – цыганская кровь. Следующее что я помню, – самолет, рядом со мной Чекасин и Серёжка, и мы летим в Апатиты, такое странное место. Это было наше первое совместное выступление, чекасинский проект, и с этого все и началось. После этого в Ленинграде на выступлении Crazy Music Orchestra я увидела выходящего из-за кулис человека в белой маске и с гитарой, который стал брить гитару. Это было первое знакомство с БГ, и очень скоро мы втроем – я, Серёжка и БГ – рванули каким-то чудовищным образом зимой в Архангельск, мы невероятно веселились, я почти ничего не помню, кроме того, что Серёжка был в разных ботинках».
Боюсь, что у Вали здесь, как и у многих из нас, в голове перепутались даты, события и их последовательность. Я помню появление БГ в составе «Поп-Механики» в белой маске. Было это уже существенно позже, осенью 1984-го, во время концерта «ПМ» в Ленинградском университете. Гребенщикову после еще свежего в памяти скандала с «Аквариумом» на фестивале «Тбилиси-80», гневных писем в университет и его исключения из комсомола и увольнения с работы вход в альма-матер был прочно заказан. Отказаться из-за глупого запрета от появления на сцене столь знаковой фигуры и своего на тот момент главного друга-партнера Курёхин не хотел, и было решено, что Гребенщиков выйдет в маске. «Инкогнито» было довольно прозрачным – об этом знали, разумеется, все участники «ПМ» и все их многочисленные друзья. Рано или поздно догадались об этом и в администрации Клуба ЛГУ, где проходил концерт, но не стаскивать же опального музыканта со сцены? Обошлось без скандала, но зато с ощущением моральной победы.
На тот концерт в общем-то еще довольно ранней «Поп-Механики» из Москвы приехали наши друзья Артемий Троицкий и Александр Липницкий. Тут же оказалась и только-только начавшая совершать свои регулярные наезды в Ленинград Джоанна Стингрей
[146]. Липницкий, благодаря уже полноценно появившимся на свет по его инициативе и с его непосредственным участием «Звукам Му»
[147], чувствовал себя уже не просто, как прежде, всеобщим приятелем, но настоящим рок-музыкантом и водрузился с только-только осваиваемой им бас-гитарой на сцену. Мы же с Троицким и Джоанной стояли в боковом проходе актового зала ЛГУ и с упоением наблюдали за завораживающим зрелищем на сцене.
Артём, несмотря на весь свой извечный столичный снобизм, откровенно нам завидовал.
«Да, у вас тут в Ленинграде жизнь бьет ключом. А у нас, черт побери, образцовый коммунистический город
[148]…» – говорил он мне с откровенной досадой и раздражением.
Вернемся, однако, в 1982–83 годы – время активного внедрения Курёхина в «Аквариум». Вовсю увлекшийся в годом-двумя ранее своим только-только начавшимся сотрудничеством с Чекасиным и Пономарёвой, Сергей не преминул тут же втащить обоих в «Аквариум». Разумеется, и Чекасин, и Пономарёва были занятые профессиональные артисты, со своей более или менее успешной карьерой. Вне зависимости от того, в какой степени они готовы были чисто музыкально вписаться в «аквариумную» рок-ткань, пусть и оджазированную близким им по духу Курёхиным, «Аквариум» образца 1982–1983 года не мог предложить им ничего кроме героической самоотдачи – ни денег, ни карьеры, ни перспектив.
Мне не повезло – «Аквариум» с Чекасиным и Пономарёвой вместе увидеть мне не довелось. В Ленинграде, насколько я помню, таких концертов не было. Да и в Москве, как вспоминают нынче участники событий, такой концерт был один – летом 1982 в саду «Эрмитаж». Концерты с Курёхиным и Пономарёвой я помню хорошо, и из сохранившихся записей максимальное приближение к тому, что представлял собой тот мощный «курёхинский» «Аквариум», дает выпущенный в 1995 году концертный альбом «Электрошок», записанный в Москве в июне 1982 года. В отсутствие Чекасина Курёхин привлек своего давнего и верного друга Володю Болучевского. Это, конечно же, рок, за исключением 12-минутной инструментальной фриджазовой «Импровизации», которая держится главным образом на саксофонном соло Болучевского. Без остановки она переходит в монументальную 18-минутную «Мы Никогда Не Станем Старше» с диким, экстатичным, не поддающимся никаким стилистическим определениям вокалом Пономарёвой. Этот навеянный The Doors
[149] эпический монументальный гимн исполнялся очень редко, а студийной записи так, увы, и не удостоился. Я слышал «Мы Никогда Не Станем Старше» тремя месяцами раньше – на единственном концерте «Аквариума» в Клубе современной музыки в марте 1982 года – с Курёхиным, без Чекасина и Пономаревой, но с Ляпиным. Мороз по коже от этой песни пробирает и по сей день…
