Отряскин – пусть и не так радикально, как Чекасин, – помогал Курёхину осуществлять задуманную им грандиозную «модернизацию» «Аквариума». Но зароненное в БГ на фестивале 1985 года тревожное зерно постепенно давало всходы. Высказанное Старцевым и невысказанное Дюшей пророчества стали сбываться.
К лету 1985 года игравшее тогда время от времени по квартирникам акустическое трио БГ-Титов-Куссуль
[164] обогатилось призванными вновь под старые знамена Гаккелем, Дюшей, Файнштейном и Ляпиным. Уже год спустя, на следующем фестивале Рок-клуба в ДК «Невский» 30 мая – 1 июня 1986 года, «Аквариум» звучал настолько мощно, захватывающе и убедительно, что группе совершенно справедливо был присужден Гран-при, а я тут же, в зале, окрестил это выступление «великий рок-н-ролльный концерт» («Господи, ты не дал мне шанс услышать живьем Beatles, Rolling Stones и Led Zeppelin. Но благодарю тебя, Господи, за то, что ты дал мне возможность побывать на великом рок-н-ролльном концерте!», – так я, человек неверующий, обращался к небу во время десятиминутной овации). Следующим шагом БГ и вовсе радикально изменил и звучание, и внешний облик группы – вслед за Курёхиным исчез Ляпин, а с ним и «электричество», исчез и весь театрально-гламурно-нововолновый антураж. Группа играла без барабанов, сидя на сцене уютным полукругом, при полном сценическом свете, вернувшись в мир доброй старой акустики. Курёхину в таком составе и вовсе не было места.
Впрочем, на этом эпическая сага отношений Курёхин-Гребенщиков не завершается, и я к ней еще вернусь, и не раз.
«Поп-Механика»
На фоне стремительного роста популярности групп Ленинградского рок-клуба Курёхин понял, что и ему необходим свой бренд – яркое, броское, запоминающееся имя, которое отражало бы сложный, многогранный характер его сценических акций и красиво смотрелось на концертных афишах и обложках пластинок.
Волшебное словосочетание «Популярная Механика», как и название первой сольной пластинки «The Ways of Freedom», Курёхину подарил Ефим Барбан. Оно было всего-навсего калькой с названия американского научно-популярного журнала «Popular Mechanics». Здесь, казалось, было все необходимое – и отсылка к академическому интеллектуализму, и намек на становящееся все более и более важным родство с популярной культурой. И, как некогда у одной изысканной английской фолк-группы сокращение сложного и трудно произносимого названия Tyrannosaurus Rex до короткого, как выстрел, T. Rex знаменовало окончательный переход в сферу поп-культуры, так и «Популярная Механика», преобразовавшись сначала в «Поп-Механику», а потом и вовсе в «Поп-Мех», стала знаменем и символом нового, стремительно набиравшего силу буйного и дерзкого перестроечного поп-арта.
Официальной датой рождения «Поп-Механики» считается концерт в Москве в ДК «Москворечье» 14 апреля 1984 года. То есть это было первое выступление, в котором курёхинский ансамбль вышел на сцену уже не как Crazy Music Orchestra или под еще одним из сменявших друг друга бесконечных названий, но именно как «Популярная Механика». Я был на этом концерте и, по всей видимости, ехал тогда в Москву и обратно вместе с Курёхиным и его музыкантами, но вот одну представляющуюся теперь довольно существенной деталь я не запомнил. О ней мне много позже рассказал принимавший участие в том концерте Сергей Летов. По словам Летова, то выступление Курёхин обозвал «Популярная механика-2», хотя никакой «Популярной механики-1» ни в Москве, ни в Ленинграде до этого не было. Другие очевидцы утверждают, что первое отделение называлось «Популярная механика-1», а второе – «Популярная механика-2». Или наоборот. Здесь, как и всегда, Курёхину удалось всех запутать.
Путаница эта прекрасно вписывается в курёхинскую концепцию названия «Поп-Механика». Да, он совершенно справедливо считал каждое конкретное выступление совершенно уникальным. Причем не только по музыке (так, и не без основания, может говорить о себе практически любой ансамбль, оркестр или группа, разве что за исключением тех, кто тупо открывает рот «под фанеру», но они действительно не в счет), но и по составу. В этом смысле «Поп-Механика» уже разительно отличалась от всех остальных более или менее регулярных музыкальных образований, хотя и не была уникальной. Тот же «Аквариум», о котором мы неизбежно в этой книге много говорим, постоянством состава никогда не отличался. Но, говоря о «Поп-Механике», мы употребляем это слово семантически совершенно иначе. «В скольких „Поп-Механиках“ ты участвовал?» – может обратиться один музыкант к другому. Или резонный вопрос для исследователя-историка: «Сколько всего было „Поп-Механик“?» То есть, говоря «Поп-Механика», мы имеем в виду не столько ансамбль-оркестр-группу, сколько концерт-представление-спектакль. И в этом смысле названия «Поп-Механика-2», «Поп-Механика-17», «Поп-Механика-418» – какими бы причудливыми и не имеющими отношения к обычному счету изгибами курёхинского ума ни определялась эта нумерация, – вполне логичны и обоснованы.
Кстати, о вопросе «сколько всего было „Поп-Механик“». Не думаю, что у кого-то, даже у самого Сергея, будь он сегодня жив, нашелся бы ответ на этот вопрос. И не только потому, что никто не удосужился вести подсчет – думали не об истории, а о сиюминутном, – но и потому, что ответ на него подразумевает четкое понятие, что считать «Поп-Механикой». «Поп-Механика» была концепций нарочито растяжимой и неуловимой, как и все, что делал Курёхин. Всем известны самые грандиозные и могучие ее представления. Однако нередко бывали случаи, когда Курёхин мог вдруг объявить «Поп-Механикой» и скромный дуэтный концерт с Летовым. Напомню, что знаменитая телепровокация «Ленин – гриб» была тоже обозначена как «Поп-Механика». Только «тихая». Потому что транслировалась в программе Сергея Шолохова «Тихий дом».
Так вот, сколько всего было «Поп-Механик», я не знаю. И не буду пытаться восстанавливать в памяти даже ту дюжину-другую, которые мне довелось видеть. Я не летописец и не историк, у меня нет собственных архивов, да и не вел я никаких скрупулезных фиксаций и записей. Но вот восстановить в памяти первую «Поп-Механику» – «Поп-Механику-2» – мне почему-то захотелось. Точнее, показалось важным.
Я помню этот зал в ДК «Москворечье». Помню, что был он неполон. Что, наверное, совсем не удивительно. Помещение там немаленькое, а Курёхин тогда в Москве был еще далеко не звездой. Угодил он туда потому, что там, в этом самом «Москворечье», работала джазовая студия в которой был биг-бэнд покойного теперь контрабасиста Виктора Мельникова
[165]. С Мельниковым Курёхин познакомился во время памятной вылазки в Ярославль – той самой, где состоялся чекасинский концерт, описание которого я привел в главе «Эмансипация сайдмена». Мельников был много старше Курёхина, но, несмотря на вполне мейнстримовские корни, был человек открытый и склонный к эксперименту. В биг-бэнде «Москворечья» на баритон-саксофоне играл Сергей Летов, так что его поп-механическая родословная восходит к самому началу, хотя в том концерте он и не солировал.
