Поэтому, наверное, для каждого концерта хватало кратких, весьма приблизительных репетиций. Иные, впрочем, при таком обилии народу были бы просто невозможны. Мне не раз приходилось присутствовать на дававшихся музыкантам буквально за пару-тройку часов (если не за полчаса) до концерта наставлениях. Никаких нот; в лучшем случае расстеленный на столе, а то и на полу огромный лист бумаги с выстроенной сводной схемой структуры плюс самые общие слова с напеванием или протанцовыванием того или иного рифа.
На самом деле пространные репетиции были и не нужны. Основополагающие рифы – их было немного – основная группа знала и так. То, чего не знала, – исполняла по слабой памяти из репетиций или внимательно следуя за прыжками, приседаниями, дрыганиями ногами лежа на спине, из которых главным образом и состоял дирижерский стиль руководителя.
Каждый элемент знал свое место и в нужный момент просто вставлялся, как очередной камешек, в пеструю и яркую мозаику поп-механического действа. Гаркуша выделывал тот же нелепый и милый танец, что и на концертах «АукцЫона». Камерный оркестр Юрия Шалыта так же играл своего изысканного Гайдна, как где-нибудь в филармонии. Летов так же рычал и свистел в саксофон, как он это делал на своих чисто фриджазовых концертах. Костюшкин выводил такие же напевные сентиментальные джазовые баллады, что и в составе ансамбля Голощёкина. Фольклорная группа Виталия Федько
[179] выплясывала и выпевала свои любимые русские народные мотивы. Были, разумеется, и курёхинские придумки. Выглядевший стопроцентно по-еврейски, в полном соответствии со своими именем и фамилией, Марк Эйдлин
[180] обряжался в лапсердак и кипу, оставлял за кулисой свою любимую лютню и по команде («Евреи пошли!» – орал со сцены Курёхин, ни на секунду не прекращая дирижирования) выводил на сцену группу таких же колоритных, как и он, псевдо-клезмеров. Засунув пальцы за проймы жилеток, под грохот поп-механического оркестра они выплясывали «семь сорок». Совершенно необходимая и по звуку, и по яркой визуальности индустриальная секция отдавалась почти исключительно на вольный откуп Африке с Тимуром. Курёхин мог быть уверен – друзья не подведут, и они не подводили. Грохот молотками по железу, скрежет пил, топоров и прочего инструментария стал неотъемлемым элементом любого концерта «ПМ».
Если «индустриальная секция» порождала хаос и разрушение, то фланирующие по сцене в костюмах Сергея Чернова
[181] модели были призваны символизировать красоту и элегантность. Красота и элегантность этих костюмов, были правда совершенно специфическими – скорее это были экстравагантность, декаданс, абсурдизм, сюрреализм. Придумано и исполнено все было с невероятной изобретательностью, яркостью и вкусом, и образ «Поп-Механики» создавало ничуть не меньше, чем звуки оркестра или грохот индустриалов.
Что происходило внутри каждого из этих вставных номеров, Курёхина не так уж и сильно волновало. Каждый становился кирпичиком в гигантском калейдоскопе общекультурных, эстетических, а то и политических идей, символов, артефактов и ассоциаций. Все вместе они выстраивались в причудливый, иногда диковатый, часто шокирующий, но всегда невероятно увлекательный, а нередко и просто завораживающий мир Сергея Курёхина.
Основная группа хоть и менялась на протяжении растянувшейся на десятилетие жизни «Поп-Механики», но костяк ее в каждый определенный период являлся постоянным. Изменения были вызваны не столько музыкальными соображениями, сколько элементарно практическими обстоятельствами – кто в данный конкретный день мог или не мог принять участие в концерте, ведь у всех были и другие, в разной степени важные профессиональные обязательства. Менялись и личные симпатии, пристрастия и привязанности капризного лидера. Начиналось, как я уже рассказывал, с ритм-секции «Странных Игр», потом на смену ей пришло «Кино» – Цой, Каспарян, Титов (который тогда играл и в «Аквариуме», и в «Кино») и Гурьянов. Гурьянов ревностно относился к случавшимся время от времени ситуациям, когда за основные барабаны Курёхин сажал Кондрашкина. С момента разрыва Гребенщиков, разумеется, в шеренге гитаристов больше не появлялся, но Титов оставался довольно долго, чему БГ, насколько я знаю, совершенно не противился. Если Титов был занят в «Аквариуме», то в «ПМ» на бас становился сменивший его в «Кино» Игорь Тихомиров.
Из духовиков самым постоянным и верным партнером оставался Сергей Летов. Недостаток джазовой школы и нередко очень нужного теплого, а то и сентиментального балладного звука компенсировался не только полноценным владением авангардным звучанием и фразировкой, но и полной безграничной преданностью Курёхину, способностью мыслить и мгновенно, на лету схватывать курёхинские идеи и общий авангардно-роковый настрой. Духовно, идейно и эстетически Летов был, конечно же, куда ближе Курёхину, чем джазовые профессионалы Бутман, Вапиров, Чекасин, Костюшкин и Чернов. К тому же Летов, создав «ТриО», сильно обогатил звуковую палитру и «Поп-механики», добавив в нее Аркадия Шилклопера – высокого профессионала на редкой валторне, и Аркадия Кириченко – исполнителя на не менее редкой тубе, который к тому же всегда украшал представление своим зажигательным псевдо-блюзовым вокалом.
Бутман долго в «ПМ» не продержался – сначала он переехал в Москву, а затем и вовсе укатил в Америку. Для Вапирова каждое участие в «ПМ» – а таких было на моей памяти три-четыре – проходило, видимо, не без психологического надлома. С одной стороны, он должен был мириться с изменением ролевых установок и идти «в подчинение» своему бывшему сайдмену. С другой, как правильно отмечал Курёхин в уже процитированном интервью, вся идеология и шутовско-ерническая эстетика «ПМ» была абсолютно чужда «серьезному» Вапирову. Но все же он не отказывался и всегда с теплом и любовью отзывался о своем бывшем партнере и неоднократно принимал участие в фестивалях SKIF.
[182] С Чекасиным в каком-то смысле ситуация была сходная с вапировской, но и проще, и сложнее одновременно. Напомню, именно Чекасин в 1980 году заронил в Курёхинское сознание зерна шутовского ерничанья и театральности. Поэтому «ПМ» должна была оказаться – и оказалась – ему куда ближе, чем Вапирову. Но это был в чистом виде случай, когда ученик переиграл учителя. Несомненно талантливому и изобретательному, но внешне нескладному, невысокому Чекасину было трудно тягаться со светским красавцем и модником, артистичным, обаятельным, элегантным Курёхиным, поставившим себе на службу не только захватывающую и зажигательную рок-ритмику, но и целое созвездие ярчайших имен советского рока.
