Мне представляется, что таким острым способом еще в 1987 году, на самой заре перестройки, он бил тревогу, предостерегал об опасностях и ловушках излишней легализации рока, излишнего вписывания его в систему, излишних, на его взгляд, заигрываний с властями. Точно так же спустя почти десятилетие, уже практически в иную историческую эпоху – и снова на острие ножа, когда опасность фашизации общества была еще далеко не преодолена, – он стал провозвестником национал-большевизма и даже русского фашизма, стремясь, как мне кажется, предельно заострить вопрос, предостеречь своих бывших единомышленников об опасности сползания в казавшееся ему куда более, чем любой радикализм, отвратительным унылое болото буржуазно-мещанского благополучия и самоуспокоенности.
Уже много позже его смерти я наткнулся на любопытный анализ этого самого эпизода с «Ленинградской правдой» в посвященной Курёхину статье блистательного и теперь уже, увы, тоже покойного петербургского критика Сергея Добротворского «Капитан Курёхин и…»:
Показательна история, воспринятая недавними единомышленниками как измена. В 1987 году, когда легальная судьба советского рока еще не была решена и каждый аргумент «за» или «против» рассматривался всерьез, Капитан Курёхин на страницах «Ленинградской правды» – в лучших традициях застойной логики – обвинил отечественный рок в «беспомощности», «глупости», «пошлости», «развязности» и «ущербности». А также призвал комсомольские органы обратить особое внимание на «Аквариум» и «Алису». Для Курёхина уже тогда рок был одним из блоков культурного сознания, чьи амбиции его не слишком заботили. Равно как и волна протеста, поднявшаяся в рок-кругах после названной публикации. Подобные жесты для Курёхина естественны, как впоследствии стали естественны спортивно-концертные комплексы, дорогие заграничные турне, как все, что позволяло нанести удар по цельной вертикальной картине мира, сдвинуть точки отсчета и в очередной раз поменять местами «верх» и «низ».
И в самом деле, можно сказать, что статья эта поставила жирную точку на пришедшееся на 1983–1986 годы тотальное увлечение Сергея Курёхина роком.
«Товарищи»
Живые контакты с музыкантами, пластинки на западных фирмах, статьи в западных журналах – экспансия на Запад продолжалось, и постепенно к ней неизбежно подключалась и тяжелая артиллерия: телевидение.
Весной 1985 года группа телевидения Би-би-си приехала в СССР снимать документальный многосерийный телефильм «Товарищи». Каждый из двенадцати телепортретов самых разных советских людей представлял определенный – профессиональный, социальный, географический – срез советской реальности. А все вместе они должны были передать широкую человеческую панораму советских людей, «товарищей», зафиксированную в самый последний момент перед началом грандиозных тектонических перемен. Большинство героев фильма были самыми обычными советскими людьми – учительница, военный, колхозник и т. п. Чуть ли не единственной знаменитостью был очень тогда известный и популярный офтальмолог академик Святослав Фёдоров. Так как фильм делали журналисты Би-би-си, то их коллега и наш приятель Лео Фейгин, разумеется, постарался, чтобы они вышли на связь и с нами. Связь мгновенно переросла в профессиональный интерес и человеческую симпатию, и продюсер фильма Оливия Лихтенстайн и режиссер Ричард Дентон были полны решимости сделать андеграундного музыканта и обаятельного человека Сергея Курёхина одним из героев фильма. Я был непосредственно задействован практически на всех этапах этого удивительного проекта.
Не будем забывать – весна 1985 года; Михаил Горбачёв только-только избран Генеральным секретарем ЦК КПСС ни о перестройке, ни о гласности еще нет и речи. Горбачёв, правда, уже побывал в Англии, встретился с Маргарет Тэтчер, которая сказала, что «с этим человеком можно иметь дело». По крайней мере, очевидно, что относительно молодой энергичный генсек прервет растянувшееся на доброе десятилетие царство геронтократии в Кремле. Газеты пишут о «свежем ветре перемен»; какая-то надежда теплится, но не больше. В реальности ничего пока не меняется, и английским телевизионщикам каждый свой шаг необходимо, разумеется, согласовывать с советскими властями – не обязательно с КГБ, конечно, но уж с Гостелерадио всенепременно.
В Гостелерадио, скорее всего, понятия не имели, кто такой Сергей Курёхин. Но элементарно наводимые справки дали, с их точки зрения, картину, прямо скажем, не очень приглядную. Диссидентствующий молодой человек, играет в полуподпольных рок-группах, издает пластинки на Западе. Никакого одобрения эта фигура не получила.
«В Советском Союзе все творческие люди делятся на официальных и неофициальных. Полтора года мы добивались разрешения от властей на съемку фильма о Курёхине. Ответа мы так и не получили и, заручившись согласием его собственным и его друзей и коллег, мы решили снять неофициальный фильм о неофициальном музыканте», – говорится в преамбуле к фильму.
«Неофициальный» характер фильма придал ему особую ауру. Попытка снять полноценный концерт «ПМ» – а таковых за время пребывания группы Би-би-си в Союзе было два-три – успехом не увенчались. Без санкции свыше о разрешении со стороны администрации ДК на съемки британским телевизионщиком не могло быть и речи.
В итоге «Поп-Механика» собралась все в той же полуподвальной квартире «Клуба-81» на улице Петра Лаврова. Публики никакой не было – пусть и довольно большая, но все же всего лишь комната едва вместила в себя курёхинскую команду и телевизионщиков, специально для которых, собственно, все действо и было организовано.
Команда была представлена во всей красе: Гребенщиков, Цой и Титов на гитарах и бас-гитаре, струнная секция – Гаккель и Райскин
[192] на виолончелях, Диканьский на скрипке, Кондрашкин на барабанах, Чернов на саксофоне и самая многочисленная индустриальная секция – Тимур, Африка, Гурьянов и еще пяток их товарищей. Именно от индустриалов исходил и наибольший грохот и самый яркий визуальный эффект. Курёхин с голым торсом отчаянно дирижировал. В кульминационный момент Густав скинул с себя излюбленную майку, в которой он неизменно появлялся что в «Кино», что в «ПМ», переоделся в строгий черный костюм с галстуком-бабочкой и неумело, но страстно запел неаполитанскую песню на итальянском языке. Вокальную эстафету у него перехватил Диканьский с самой что на есть кондовой советской эстрадной песней «А ты люби меня такой…». Веселье было безудержным и совершенно отвязным.
42-минутный фильм отнюдь не сводился к фиксации курёхинских музыкальных экстравагантностей. Как и остальные выпуски 12-серийного цикла он должен был представить не только яркую личность, но и определенный тип советского человека – в данном случае представителя художественного андерграунда, артиста-музыканта, живущего и действующего не столько против, сколько вне сложившегося в стране уклада.
