Разворачивавшиеся тем временем в СССР в полный рост перестройка с гласностью сделали вполне реалистичным то, что еще буквально годом-двумя ранее казалось Курёхину «все проблематичнее и проблематичнее». Первый раз Курёхин выехал за границу – в соседнюю Финляндию – уже в том же 1987 году, когда «Насекомая культура» увидела свет в Британии. Разумеется, Фаллоуз с Фулвеллом мечтали, чтобы «Поп-Механика» выступила в их родном Ливерпуле. Поддержка – иногда даже невольная – поступала с самых неожиданных сторон. В конце мая 1988 года президент Рональд Рейган, выступая во время визита в Москву перед студентами МГУ, заявил, что мечтает «о мире без границ, мире, где рок-группы из России смогут путешествовать в Ливерпуль без паспортов». Почему американский президент в качестве места назначения российских групп назвал именно английский Ливерпуль – бог весть! Возможно, просто потому, что ассоциации в его сознании были незатейливы и прямолинейны. Рок – это Битлз, Битлз – это Ливерпуль.
Железный занавес был сломан, оставалось только добыть денег. В атмосфере всеобщей гласностно-перестроечной эйфории, которой Запад был охвачен в конце 1980-х годов, сделать это было несложно, более того официальное приглашение и финансирование тура обеспечил городской совет Ливерпуля, и в феврале 1989-го поп-механический десант в полном составе, с «Новыми художниками», высадился на родине Beatles.
Ливерпульский аэропорт тогда еще не носил имя Джона Леннона, но, когда музыканты спустились с трапа самолета, саксофонист «Поп-Механики» Михаил Костюшкин стал на колени и поцеловал священную ливерпульскую землю – трогательный исторический момент был запечатлен в телерепортаже Би-би-си.
Концерт в грандиозном концертном зале Святого Георгия – величественном здании викторианской архитектуры, главном и самом торжественном зале Ливерпуля – проходил по всем поп-механическим законам. Сцена в полном соответствии с чутко уловленной еще недавними нон-конформистами-антисоветчиками западной перестроечной модой на советскую символику была украшена красными знаменами и огромным портретом Леонида Ильича Брежнева, которому салютовал облаченный в советскую военную форму Африка. Курёхин, разумеется, не мог упустить редкую возможность поиграть на большом органе, а на сцене был выстроен полный набор звуковых и визуальных контрастов, которые по заказу ненасытного Курёхина удалось наскрести в Ливерпуле: известные местные рок-группы Echo and the Bunnymen и The Christians, оркестр ирландских волынщиков, греческий исполнитель на бузуки, вознесенный куда-то под потолок чернокожий госпел-певец, красующийся в виде античной скульптуры полуобнаженный атлет, модели в экстравагантно-абсурдистских костюмах Сергея Чернова, жадно поедающие цветы Тимур и Африка, струнный квартет, и оркестр аккордеонистов в составе двадцати человек.
Рецензент Guardian окрестил происходящее «божественным безумием». Это определение максимально точно описывает и «Поп-Механику», и самого Курёхина, и неустанно, в том числе и в ливерпульских интервью, декларируемое им «безумие» – как главное и содержание и главный метод своего творчества. И не случайно, конечно, именно его – Divine Madness – Лео Фейгин выбрал в качестве названия и для снятого годом позже для Четвертого канала британского телевидения фильма о Курёхине, и для изданной на Leo Records в 1997 году, через год после смерти артиста, четырехдисковой курёхинской антологии.
Кроме грандиозного поп-механического буйства в зале Сент-Джордж-холл Курёхин сыграл еще и сольный фортепианный концерт в ливерпульской галерее «Bluecoat» в окружении организованной там тем же Колином Фэллоузом выставки «Новых художников». Запись этого концерта под названием «Sergey Kuryokhin Liverpool» издала в 2000 году московская «SoLyd Records».
Америка – Нью-Йорк, Knitting Factory и Джон Зорн
Первая поездка «ПМ» за границу в 1987 году в Финляндию прорвала десятилетиями казавшуюся непреодолимой запруду, и приглашения из Европы – Стокгольм, Западный Берлин, Ливерпуль – посыпались одно за другим. Однако все эти успехи не могли затмить острейшую, насущнейшую потребность покорить Священный Грааль, Америку – родину джаза, блюза и рока, мекку современной музыки. Тем более, что покорением этим был уже вовсю занят Гребенщиков.
[200]
Осенью 1988 года Курёхин впервые отправился в Америку. В это же время там оказался и я. И, хотя ехали мы не вместе, да и там вместе проводили далеко не все время, организованы обе поездки были одними и теми же людьми, и несколько раз в течение трех-четырехмесячного турне пути наши в разных городах США пересекались. Расскажу поэтому преимущественно о том, что видел и чему был свидетелем сам, или же о чем слышал непосредственно от самого Сергея.
Радовался он Америке как ребенок. Причем радовался всему – кока-коле, которую поглощал в невероятных количествах, неведомым у нас гамбургерам, не говоря уже о музыкальных клубах, людях, встречах, бесконечных интервью и концертах.
Деньги на поездку в Фонде Сороса пробила наша общая знакомая Джеки Окс, сестра Ларри Окса из ROVA Saxophone Quartet, а решением чисто логистических проблем – размещения и переездов из города в город – занимались Джон Баллард и Стив Булей из базировавшегося в мормонской Юте, в городе Солт-Лейк-сити, концертного бюро «Space Agency».
Каким образом эти простые нормальные парни из американской глубинки угодили в историю с советским джазом, да еще и авангардным, для меня до сих пор остается загадкой. Никакой авангард – ни американский, ни тем более советский – они не знали и не слушали. Булей, впрочем, был русофил, учил в университете русский язык и любил джаз. В 1986 году «Space Agency» на волне европейского успеха ганелинского трио организовало им турне по Канаде и США и даже создало лейбл «East Wind Records», на котором наряду с ганелинским «Poi Segue» переиздали еще с полдюжины пластинок советского джаза – Игорь Бриль, ансамбль «Бумеранг» и т. п. Теперь агентство называется «MagicSpace», оно по-прежнему занимается промоутерством и управляют им по-прежнему те же Джон Баллард и Стив Булей. Еще лет десять назад они видимо по инерции сохраняли интерес к России, ограничивался он, правда, старыми, изведанными и надежными именами вроде ансамбля Александрова и Мариинского театра. Теперь же и того нет, и «MagicSpace» занят самым что ни на есть мейнстримом американского шоу-бизнеса: мюзиклы, цирковые шоу и обладающие универсальной притягательностью поп-группы типа Fleetwood Mac.
Как бы то ни было, тогда ребята из агентства нам вовсю помогали, и помощь эта оказалась очень даже кстати – курёхинское турне было некоммерческим, ни одного большого концерта не планировалось, и полагаться и Курёхину, и мне приходилось исключительно на друзей и знакомых. Впрочем, недостатка в доброжелательности и гостеприимстве мы нисколько не испытывали – Советский Союз был в моде, мы только и слышали: glasnost, perestroika, Gorbachev. Пожалуй, самым большим символом и знаком того, что мы – то есть СССР – прочно вошли в пантеон популярной культуры, был увиденный мною где-то в самом заурядном баре примечательный бильярд-автомат – знаменитый pinball, который мы знали исключительно как игру, в которой преуспел слепо-глухонемой мальчик Томми, герой одноименной рок-оперы The Who. Бильярд этот был разукрашен всевозможными реальными и вымышленными героями, и каково же было мое удивление, когда рядом с Бэтманом, Дракулой, Кинг-Конгом, Элвисом Пресли, Мэрилин Монро и прочими иконами масскульта я увидел пятнистую лысину нашего Михаила Сергеевича.
