Если в 1985 году съемочной группе Би-би-си, преодолевая запрет Гостелерадио, пришлось снимать «неофициального артиста неофициально» и ютиться с камерами в обшарпанной квартире на Петра Лаврова, то три года спустя ситуация выглядела уже диаметрально противоположной. В сентябре 1988 года Нам Джун Пайк – считающийся основателем видеоарта американско-корейский художник – проводил в связи с Олимпийскими играми в Сеуле грандиозную глобальную телеакцию под названием «Wrap Around the World» («Оборот вокруг света»). 9 сентября, за неделю до открытия Игр, установленные в самых разных городах разных стран телекамеры последовательно включались друг за другом и в течение полутора часов транслировали на весь мир широкую панораму жизни на планете. Сеульские игры в общей сложной и переменчивой политической картине 1980-х годов были важным событием. В 1980-м Запад бойкотировал московскую Олимпиаду, протестуя против вторжения советских войск в Афганистан. Четыре года спустя СССР и его сателлиты отплатили той же монетой, отказавшись поехать на Игры в Лос-Анджелес. Многие опасались, что такая же судьба может постигнуть и Олимпиаду в Сеуле – советская пропаганда по инерции представляла Южную Корею реакционным авторитарным режимом, противостоящим братской социалистической КНДР. Но перестройка все же внесла свои радикальные перемены, и ни о каком бойкоте Олимпиады-88 уже не было и речи.
Не помню, честно говоря, по чьей инициативе представлять СССР в этом престижном глобальном телемосте было поручено Курёхину. То ли об этом попросили устроители акции, что весьма вероятно – Курёхин был известен как один из самых интересных авангардных артистов СССР. То ли его предложило само Гостелерадио, что тоже совершенно не исключено – кто может лучше представить перестроечный дух, чем острый современный музыкант с международной репутацией?
В СССР имя Нам Джун Пайка было (да и в сегодняшней России остается) малоизвестным, однако для нас он был фигурой культовой, к которой мы – и Курёхин в особенности – относились с огромным почтением. Музыкант и философ, соратник Штокгаузена и Кейджа, сооснователь вместе с Кейджем и Йоко Оно авангардного движения «Fluxus»
[234] и пионер видеоарта – участвовать в акции такого художника было для Курёхина невероятной честью и, как казалось, желанным трамплином в элиту мирового авангарда.
Курёхин напряженно и нервно готовился. Сложность состояла еще в необходимости живого включения в ведущуюся по всей планете трансляцию. Времени было отведено совсем не много, и собравшаяся в студии телецентра на Чаплыгина «Поп-Механика» – человек 20 с гитарами и саксофонами наперевес – ждала включения, чтобы по команде своего лидера врубить мощный фирменный поп-механический рифф.
Несмотря на волнения и некоторые сбивки с подключением, все прошло без сучка и задоринки, однако желаемого эффекта, увы, не возымело. Сама по себе акция «Wrap Around the World» оказалась вполне беззубой, ни с политической, ни с художественной точки зрения (несмотря на участие в ней таких звезд как Дэвид Боуи, Мерс Каннингем и Рюити Сакомото
[235]) большого интереса не представляла, а короткий взрывной выпад «Поп-Механики» потонул в общем сусальном тоне и выглядел не столько мощным художественным актом, сколько этнографической зарисовкой.
Очень скоро, однако, Сергей стал предельно и, как мне казалось, необъяснимо и неоправданно разборчив, придирчив и даже привередлив в принятии тех или иных предложений, в том числе из-за рубежа. Я только что процитировал курёхинские сетования в связи разрывом духовного родства и единства в музыкантской среде, которыми он делился со мной осенью 1989 года в интервью для телефильма «Divine Madness». Между тем всего несколькими месяцами ранее, весной того же 1989 года, сам Курёхин сделал самый что ни на есть решительный шаг в сторону разрыва этого пресловутого единства, наотрез отказавшись от участия в инициированном Лео Фейгиным фестивале Soviet Avant Jazz в Цюрихе.
У Лео каким-то образом завелся полезный контакт с продюсером Цюрихского джазового фестиваля Сюзанной Таннер, и та, подстегиваемая неутомимым Лео и модой на гласностно-перестроечный Советский Союз, сумела раскрутить цюрихские городские власти на проведение отдельного фестиваля, посвященного советскому авангардному джазу. Поехали все: и Гайворонский с Волковым, и Вапиров из Болгарии, и «Архангельск», и «ТриО», и Михаил Альперин
[236] с Аркадием Шилколпером, и даже почти не имевшая отношения к авангарду Азиза Мустафа-заде. Приехал из Израиля даже Ганелин, отказавшийся, правда, играть со своими старыми партнерами, так что к тому времени уже легендарный флагман советского нового джаза был представлен сольным выступлением Ганелина, сольным Тарасова и чекасинским бэндом. Курёхин же ехать отказался, ссылаясь на нежелание быть частью общей советской тусовки. «Я хочу быть самим собой, и хочу добиться успеха как Сергей Курёхин, а не как часть околосоветской перестроечной суеты», – примерно в таком духе он мотивировал свое решение.
Впрочем, последовательностью Сергей Курёхин, как известно, никогда не отличался, и возможный упрек в несовпадении слова и дела никогда не был для него поводом хоть сколько-нибудь усомниться или поколебаться в решении, которое в данный конкретный момент казалось ему правильным или же просто симпатичным. Уже через год, летом 1990-го, он спокойно отправился вместе с «ПМ» на фестиваль в город Ночи на юге Италии, где тоже была обильная советская новоджазовая программа – те же Гайворонский-Волков, тот же «Архангельск». Правда, фестиваль не был чисто советским. А еще год спустя, в 1991-м, «Поп-Механика» в составе грандиозной петербургской художественной тусовки – отнюдь не только музыкальной – приняла участие в фестивале Les Allumees во французском Нанте, который проводился и вовсе под эгидой и отчасти на деньги городских властей Санкт-Петербурга. Запись оттуда составила альбом «Ибливый опоссум», на внутренней обложке которого Курёхин предстает в тоге и сандалиях римского патриция, с лавровым венком на голове и с розой в руках. А на другой странице – написанное от руки в идеальном курёхинском стиле посвящение-эпиграф: «Человек человеку – опоссум, мастурбант и хлорофил».
Так же, как и от Цюриха, увиливал Курёхин и от моих приглашений принять участие в фестивалях «Открытая музыка», которые я продюсировал в Петербурге в 1990–1993 годах. Фестиваль выглядел очень достойно, и выступать там было совершенно незазорно. Сергей, однако, под всяческими благовидными предлогами отказывался, хотя и приходил послушать любимых музыкантов – группу The Work
[237] или английский квинтет Пола Разерфорда
[238]. У этого отказа, впрочем, могла быть и личная причина.
