Меня всегда восхищала бабушка Линда. Она будто нежный цветок среди сорной травы. Нет среди дочерей Пресветлой Матери создания прекраснее и добрее. Невысокая, хрупкая, будто молоденькая девушка, изящная, будто статуя из королевского сада, она, тем не менее, была живая и сияла здоровьем. Крошечные руки в кожаных перчатках уверено правили лошадьми. Несмотря на возраст и двоих детей, талии бабушки могла позавидовать любая. Некогда рыжие волосы у нее наполовину седые, и, что совершенно невероятно, бабушка стала от этого только элегантнее. Уж очень они красиво и благородно меняют цвет. Вряд ли кто-то сможет нынче обвинить Линд в неблагородном происхождении. В Галлии она бы произвела фурор.
Второй дамой оказалась моя тетка Святослава. Не столь красивая, как мать, более крупная, с выдающимися достоинствами, она походила на деда Мстислава и пшеничным цветом волос, и телосложением.
Бабушка чуть выше моего плеча: удивительное дело! Рядом с ней я чувствую себя великаншей. Но объятья у нее крепкие и радость на лице — неподдельная.
— Какая ты красавица, Виктория! — восхищается она. — Милослава была красивой, а ты еще лучше! Ох, гляди, Славка: уведет она у твоих дочек всех женихов!
— Всех не уведет, — весело отвечает тетка, тоже обнимая меня. — Куда ей шестеро?
Шестеро? Ах да, матушка с насмешкой рассказывала, что у Волчеков родилось шестеро дочек и ни одного мальчика. А будет знать, как у сестры жениха соблазнять. Пресветлая богиня справедлива и каждому воздает по заслугам.
— Вот что, доченька, — говорит Святослава. — Непременно ко мне в гости жду. Хоть пару недель поживи и в моем тереме! Расскажешь, чем нынче Галлия дышит, что там в моде, какие обычаи есть. Да девчонок моих поучи манерам, совсем они от рук отбились! Уж Милославина-то дочка самого лучшего воспитания!
Я только потупилась. Придется, видимо, соответствовать, чтобы мать не опозорить.
Вот что странно: если о Линде матушка отзывалась очень тепло, то сестру свою не жаловала. А Святослава, кажется, сестрой искренне восхищалась: Милослава то, Милослава сё. И красавица она всегда была, и умница, а уж какие одеяла шила, как много книг читала!
А я только соглашалась: и взаправду моя матушка — образец для подражания. На нее в замке Нефф едва ли не молились.
Засиделись допоздна: принимали меня по-королевски. Стол от разносолов ломился. Тут и огурцы соленые, какие я просто обожала, и рыба всякая: и запеченная, и жареная, и соленая; и колбасы разные, и пирогов горы. Ха! Я теперь понимаю, отчего дед такой тучный! Мы в горах питались совсем по-другому: в основном на нашем столе были мясо и овощи. Пироги только на большие праздники пекли, а рыбу и вовсе почти не видели. Не часто ели мы и каши, хотя молока, творога и простокваши было вдоволь. И блины не пекли: масло очень дорого.
А жаль — блины здесь очень хороши: тонкие, почти прозрачные, румяные в мелкую дырочку; со сметаной и вареньем, с мясом и белужьей икрой, с творогом и яйцами… Словом, от стола меня было впору уносить, сама я от обжорства передвигалась с трудом.
На пышной перине мне спалось очень сладко. Если дома я просыпалась ни свет ни заря и успевала до завтрака и книжку полистать, и все камины в доме проверить, и в кухне огнём помочь, то здесь я проснулась с петухами, повернулась на другой бок и уснула вновь — почти до полудня. Потянулась, не открывая глаз: счастье и предчувствие радости охватило меня. Солнечный луч скользил по лицу. Ни метели за окном, ни дождя, ни холодного ветра. Только высокое голубое небо с грудами облаков, таких похожих на горы! Прислушалась к дому, в очередной раз удивляясь тишине, вскочила, распахнула окно. И двор широкий пуст, только кошка на крыльце полосатая умывается. Где же все люди?
Натянула чулки, тончайшую батистовую сорочку и платье, накинула шаль и сбежала вниз. Встречала меня одна бабушка.
— Проснулась, засоня? — ласково улыбнулась она. — Садись завтракать скорее, а то уж обед на носу. Творог вот с вареньем, блины с мёдом… Да пойдём платья смотреть.
— Какие платья? — рассеянно спросила я, двигая к себе миску с творогом. — А дед с Яром где?
— В поле уехали, — подперла щеку кулаком Линда, с умилением глядя на меня. — Посевная в самом разгаре.
— Ой, — испугалась я. — А они за мной ездили! Не вовремя я, да?
— Всё хорошо, милая, не волнуйся. Кушай, кушай. Справились и без них, не первый раз.
После Линда повела меня в пустую нынче горницу и, откинув крышку большого сундука, принялась доставать наряды.
— Вот это платье, желтое, Мила больше всех любила, — рассказывала она. — А нем она как солнышко была. А вот в этом, лавандовом, она с женихом гуляла. Смотри, это, в цветочек, она в Степь надевала. У него юбка широкая и разрезы по бокам — удобно на лошади ездить. В Степь на дамском седле сунешься — засмеют. Вот и сшили ей платье специально для верховой езды. Сапоги еще где-то были, погоди!
Я завороженно разглядывала нежные, просвечивающие на солнце ткани, тонкую вышивку. Не носят в Предгорьях такое. Слишком роскошно для страны вечных ветров и каменистых склонов.
— Сапоги тебе, пожалуй, велики будут, — задумчиво сказала Линда, извлекая с самого дна рыжий высокий сапог из тонкой кожи. — А платья хорошо сядут, только подол подшить.
— Отчего же их столько лет хранили? — удивилась я. — Не отдали никому, не перешили?
— Как можно? — печально взглянула на меня Линда. — Я всё надеялась, что вернется моя девочка. Так волновалась, когда она пропала. Подозревали ведь степняков сначала, а потом, когда Таман примчался да устроил тут скандал, не знала что и думать. Об одном молилась — чтобы живая была. Трогать ничего не позволяла. И ведь дождалась. Вернулась Милослава. Правда, все платья ей малы стали уже. Выросла доченька.
Я внимательно слушала бабушку: какие интересные вещи она рассказывает!
— А кто такой Таман? — не удержалась я. — Матушка говорила, что ее женихом князь Волчек был.
— Хан степной, не слыхала разве? Он нынче везде известен. Великий правитель из него получился. Мы все думали, что Мила за Тамана пойдет, — начала рассказывать Линда. — Любовь у них была такая красивая. Он глаз с нее не спускал, Степь перевернуть обещал, лишь бы она его женой стала. Теперь-то понятно, что только он и любил. А Мила просто увлеклась немного. Да и как не увлечься, когда на тебя ТАК смотрят? Но выбрала девочка Митрия, за него и собиралась. Я думала, что все у них сложится. А оказалось, что Славка своего добилась, увела у сестры жениха. И выпорола бы я ее, да она уже в положении была. Хорошо, что Мила не увидела всего этого. Стыдно мне было ей в глаза смотреть.
Я недоуменно встряхнула головой: не складывалась у меня картина. Про Волчка и тетку Святославу знала, а Таман да степь откуда взялись?
— Матушка мне говорила, что дед документы подписал, что отдает ее в род Браенгов? — осторожно спросила я.
— Я о том ничего не знала тогда, — вздохнула бабушка. — Может и прав он был… Про Славку и Волчека мы знали уже, надо было как-то свадьбу останавливать, да так, чтобы ни Милославу, ни Святославу не опозорить. Хотели позволить Таману ее украсть, да не любила она степняка! Коли любила бы — разве пошла бы за другого?
