— Я провожу дочь до шатра… на всякий случай, — говорит мне Наймирэ. — Она еще не умеет за себя постоять. Мало ли, какие люди тут бродят. Ты никуда… не уйдешь?
— Наймирэ-нэ, — говорю я, вытягивая гудящие ноги. — Я так устала, что даже если на меня наставят дуло аркебузы, я не двинусь с места. Идите и не волнуйтесь, я вас дождусь.
— Здесь тебя никто не тронет, Кегершен, — не отступает жена хана. — Тут кругом женщины, если что — не бойся кричать!
— Идите уже, Наймирэ-нэ, — вздыхаю я. — Кому я тут вообще нужна?
— Много кому, оказывается, нужна, — неожиданно появляется хан.
Он, видимо, не участвовал в забавах, лишь наблюдал — его одежда в образцовом порядке: ни складочки, ни пылинки. Он стаскивает с себя кафтан и накидывает на голые плечи супруги:
— Иди отдыхай, воробышек. Ты едва стоишь на ногах. Я побуду здесь, посторожу нашу Кегершен.
Вот как! Я и не заметила, что под ясными глазами женщины залегли темные тени, а сама она растирает плечи, будто замерзла, а он — заметил. Может быть, не такой уж он и плохой муж?
— А хотите кофе, Таман-дэ?
— А хочу, — соглашается хан, опускаясь на подушки и закрывая глаза. — И пожрать бы чего-нибудь!
— Вы голодны? — удивляюсь я.
Как можно остаться голодным на этом празднике жизни и изобилия?
— Голоден я был пару часов назад, — грустно отвечает Таман. — А сейчас я хочу жрать.
Я накладываю ему риса с мясом из заранее припрятанного котелка, вручаю ему миску и сажусь варить кофе.
— Ты очень вкусно готовишь, Виктория. Аязу повезло, — благодарит меня хан. — Я слышал, ты хотела сбежать сегодня? Что-то случилось?
— Ничего серьезного, — отмахиваюсь я. — Просто мы с Аязом немного не поняли друг друга. Всё в прошлом.
Сейчас мне кажется, что ситуация не стоит и выеденного яйца. Ну подумаешь, он вспылил — извинился же! Да и я хороша — зачем убежала?
— О, идут! — вздыхает Таман. — Я ж говорил — ты много кому нужна. Готовься.
Действительно, по дорожке к нам важно шествуют уже знакомые мне кнесы во главе с Василевским: здесь и Боровой, и его сыновья, и Орлинский с зятем, и еще несколько человек. Я подскакиваю на месте в волнении.
— Вот она, целая и невредимая, — объявляет Василевский, будто мое здоровье — это его заслуга. — Как видите, даже с брачными метками. И, что бы ни случилось ранее, сейчас она здесь по доброй воле!
Кнесы осматривают меня так внимательно, что мне становится неловко.
— Почти целая, — заявляет Боровой. — У нее косы были до земли!
— По вашим же обычаям срезали, — лениво замечает Таман.
— И где они?
— Косы? Я сжег. Знаю, что для ведовства и проклятий их можно употребить. Так что — сжег.
Я таких тонкостей не знала, и оттого испытываю благодарность к хану. И вообще с ним как-то… спокойно.
— Вы обещали, что степняки будут вести себя прилично, — бурчит Орловский. — А сами невест воруете. Что же это?
— Сын мой молод и горяч, — вздыхает хан. — Спору нет, поступок с его стороны гадкий. За это он наказан: я отстранил его от наследия. Ни он, ни его дети не будут у власти.
— Как будто ты в свое время не пытался проделать то же самое с Милославой, — насмешливо отвечает единственная среди кнесов женщина — высокая брюнетка в мужском платье. — Расходимся, господа. Поделом Градскому. За все его интриги аукнулось. Все же помнят, что он
дочку сначала Волчеку сосватал, потом за спиной жениха Таману пообещал, а затем и вовсе в Галлию отправил.
— Да, кнес Градский поступил скверно, — соглашается Боровой. — И дочку продал по большому счету, и людей зазря на смерть послал, и со Степью нас рассорил. За то и был государем наказан. Но вы ж его видели — он едва живой, за сердце хватается. Как бы не убило его наказание-то такое.
— И что ты предлагаешь? — вскинула брови женщина. — Украсть Викторию обратно? Не смеши меня. Скажем, что всё у девочки хорошо, правда, дитя? Ну заплатит хан виру. Ну позволит через пару лет деду на внучку поглядеть. Заплатишь, хан?
— Заплачу, куда деваться.
— Вот и ладушки. Темнеет уже. Давайте к дому двигать. Соглашения заключены, договоренности достигнуты, праздник плавно перешел в большую пьянку — что нам тут еще делать?
— Погоди, Ника, — одернул смелую женщину Орлинский. — Не спеши. Честно скажи, дитя, люб тебе твой муж? По доброй воле с ним легла, или силой взял? Может, уехать хочешь?
Я замерла. Вот он, мой шанс! Одно мое слово — и не удержит меня Аяз. Одно слово — и не будет больше шатров, глупых собак, косых взглядов. Не будет поцелуев под звездами. Погаснут глаза Аяза. Нахмурит тонкие брови Наймирэ. Оглянулась растерянно на хана.
— Война, — одними губами сказал Таман-дэ.
— По доброй воле остаюсь, — криво улыбнулась я. — Передайте деду, что всё хорошо.
Кнесса поглядела на меня как-то задумчиво, а остальные просто закивали. Моего слова им было достаточно.
Мы снова остались с ханом одни. Сказанные слова легли тяжестью на сердце. Принятое решение далось мне непросто. Я устало уткнулась лбом в колени. Хотелось спрятаться от всего мира и, может быть, даже поплакать.
— Хочешь уйти? — пристально глянул на меня хан. — Вернуть кнесов? Я думал, у вас всё сладилось. Послушай, Виктория… Я желаю тебе только добра. Не будет счастья с нелюбимым — всю жизнь мечтать о несбыточном будешь. Мне жаль Аяза, но лучше ему тебя отпустить сейчас, пока еще не поздно.
— Уже поздно, — глухо ответила я. — Брак… консумирован. Он, правда, меня ни к чему не принуждал.
— Если ты даже теперь хочешь уйти, — погладил меня по спине Таман. — То это конец. Иди. Не будет у вас семьи.
— Я не знаю, — простонала я. — Я ничего не понимаю! Когда он рядом — я хочу остаться. Но я никогда не думала, что моя жизнь сложится вот так!
— Тебе нужно время, — медленно сказал хан. — Я отправлю Аяза с посланием к Велеславу. Мне нужен новый торговый договор на глину и песок. Нужно купить древесины для строительства. Кому, как ни моему сыну, ехать? Тебе хватит двух недель?
— Хватит, — кивнула я. — Вот только… что делать мне?
— Будешь мне помогать, — усмехнулся Таман-дэ. — Для тебя работы много. Пришло время покупать и продавать.
Сказать, что Аязу не понравилось поручение отца — не сказать ничего. Я еще ни разу не видела его в такой ярости. Он не хотел уезжать. Кричал, что Таман мог бы ехать сам, что всё это может подождать, что немало других людей, которые могут заключать сделки от имени степного хана. Таман молча выслушал его дерзкие речи и невозмутимо напомнил, что Аяз не зря учился в университете — кто, как ни он, должен разбираться в строительных материалах? Кто, как ни первый сын, поедет с первым сыном Велеслава, государя славского, выбирать камень? А что до времени… после Хумар-дана появились деньги. Нужно их использовать с умом.
