— Ты права, — задумывается Аяз. — Но и обратно в стан тебя тащить… тебе тяжело будет. Здесь спокойнее.
— Ничего не тяжело, — протестую я. — Что сложного? Я уж привыкла.
— Сейчас дожди начнутся. Вдруг ты простудишься, — качает головой степняк. — И вообще, нечего тебе сейчас в стане делать. Оттуда всех жен и детей увезли. Забой скотины — не самое приятное зрелище, тем более для беременной женщины. А здесь и уборная есть, ты видела? Как во Франкии, с ванной. Знаешь что? Я к тебе нанэ пришлю. Поживет с тобой.
— С пятью детьми? — поднимаю брови я. — Замечательная идея.
Аяз вздыхает:
— Не капризничай, Виктория. Ничего с тобой не случится. Все женщины вынашивают детей, ты не первая, не ты последняя. Буду приезжать. Не хочешь одна, не хочешь с нанэ! Я не могу бросить все дела и сидеть у твоих ног.
Я молча кидаю на стол кусок мяса, снимаю со стены тесак и начинаю кромсать будущий ужин. Сорву злость на мясе, может удасться не заорать. И без того всё плохо. Криками я сделаю еще хуже. Аяз берет меня за плечи, отстраняет и ловко режет мясо сам. Я отворачиваюсь к окну.
Он не понимает! И не поймет, наверное. Дома я никогда не оставалась одна, даже ночью. Всегда рядом родители, братья, бабушка… прислуга, наконец. А уж рядом с беременной женщиной вечно была целая толпа.
Я здесь одна. Никого не знаю. Из близких — один муж. Мне нравится Наймирэ, но постоянно находиться рядом с ней — увольте. Я хочу прежнего Аяза. Веселого, ласкового, любящего меня. Если не он — никто мне и не нужен.
По привычке начала перебирать припасы: отставила в сторону мед, горчичное семя; приготовила головку чеснока.
— А что ты собираешься готовить? — полюбопытствовал Аяз, даже не заметивший мою подавленность.
— Мясо в меду и горчице, — медленно произнесла я с коварной улыбкой. — А завтра блинчиков напеку. И хочу пирогов сделать, раз есть духовка.
— Звучит заманчиво, — степняк попытался заглянуть мне через плечо, пока я готовила маринад.
— На вкус еще лучше, — пообещала я. — Мясо будет очень нежным. К нему я отварю овощи и напеку лепешек.
Любишь покушать, милый? А я готовлю пусть и не как профессиональный повар, но уж точно лучше твоей нанэ! Ты у меня будешь каждый день приходить…
— А долго мясу вариться? — тоскливо вздохнул Аяз.
— Этому — долго. Несколько часов еще мариноваться будет.
— Тогда я пошел…
— Куда? — удивилась я. — Полдня прошло уже. Приедешь к ночи. Какой в этом смысл? Отдохни, помойся, выспись. Утром поедешь. Я тебе с собой блинов положу.
— А тебе не тяжело у плиты стоять? — обеспокоенно спросил степняк.
— Будет тяжело — прилягу, — пожала плечами я.
Мы, оборотни, народ крепкий, беременность переносим легко. Человеческих женщин, я знаю, порой тошнит довольно долго, они падают в обмороки и всё такое. У нас же только на раннем сроке слабость и головокружение, а как только организм привыкает к своему положению, наоборот — сил прибавляется.
Аяз кивнул, из его глаз ушло беспокойство.
— Ты права, — кивнул он. — Сегодня останусь. Уеду поутру. Ты бледная. Отдохни. Зачем ты сразу к плите?
— Я люблю готовить, — пожала я плечами. — Это успокаивает.
— Тебе нельзя волноваться.
И тут я всё же взорвалась. Вы поглядите на этого лицемера!
— Да что ты говоришь! — ядовито воскликнула я. — С чего бы мне волноваться? Я в незнакомом месте совершенно одна, да еще беременная! Муж меня украл, против моей воли женился, заделал мне ребенка, а теперь намеревается бросить в одиночестве! Я совершенно спокойна!
С грохотом швырнула на стол миску, которую вертела в руках и вылетела из кухни прочь.
Да, я виновата! Не нужно было вот так сообщать о ребенке! Но и он хорош: люблю, не люблю! Ты уж определись! Если любишь — иди до конца! Или (тут я остановилась и схватилась за грудь) — он просто добивался одного — ну того, чего хочет мужчина от женщины? А теперь, когда он добился своего, я ему больше неинтересна?
Прислушалась: из кухни ни звука. Потерла лицо и поднялась наверх. Здесь были две спальни — маленькая и большая. Обе залиты светом. Одна комната совсем пустая, даже деревянный пол в углу не доделан и стены голые. В меньшей комнате резной сундук, стол у окна и шкаф с книгами. К своему изумлению я обнаружила там учебники по архитектуре, записки о путешествиях, стихи Манкутто и Савальери. Отдельно лежали красивые тома со сказками: совсем новые. И два романа на галлийском — из новомодных: про леди-ловчую и страну драконов. Нет сомнений — куплены для меня. Из этой комнаты есть выход на крышу: дом как бы ступенчатый. Будто два кубика поставили рядом, и на него еще один — это спальни. Над кухней плоская крыша с высокими глухими перилами по краю: даже не крыша, а терраса. Здесь тоже ковер и подушки. В жаркие дни можно тут спать.
— Вики.
Я резко обернулась, взглянув на Аяза.
— Я всё же поеду.
— Нет! — я бросилась к нему и вцепилась в его рубашку. — Не уезжай. Ты мне нужен.
— Ты делаешь мне больно, — голос Аяза звучит ровно и спокойно.
Я тут же разжимаю пальцы и вижу, что стянула ворот рубашки так, что ткань врезалась в кожу.
— Прости, — прошептала я. — Ничего больше не скажу… только не уезжай.
Он вдруг сгреб меня в охапку, прижал к себе, уткнувшись носом мне в волосы.
— Что ты со мной делаешь! — простонал муж. — Будь по-твоему! Только я…
Он обхватил ладонями моё лицо и принялся целовать: горячо, жадно, быстро — словно ждал, что оттолкну. Но я и не думала об этом: обвила руками его шею, яростно отвечала на поцелуи, гладила его волосы. Только бы он не отпускал меня — никогда!
Увы, Аяз опомнился быстрее, чем хотелось. Он снял мои руки с шеи и, пошатываясь, ушел. Из уборной послышался шум воды. Оперевшись плечом на стену, я с мечтательной улыбкой смотрела на высокое синее небо и облака на горизонте: они были настолько похожи на горы, что на миг напомнили мне о замке Нефф.
Не уеду. Гнать будет — не уеду. К Наймирэ в ноги брошусь — уж она должна понять меня. Она ведь тоже любит. А потом рожу ему дочь. И еще детей. Я сильная, я справлюсь. Только бы Аяз любил меня. Большего мне не надо.
35
Аяз действительно остался, но я пожалела об этом почти сразу. Он больше не делал попыток ко мне прикоснуться, а на все вопросы отвечал угрюмо и односложно. Находится с ним рядом стало невыносимо. Мы даже спали в разных комнатах. Утром он завтракал, а потом садился к книгами за расчеты. Я поглядела — ничего интересного. Что-то по архитектуре. Конечно, его зарисовки очень красивы, но слова и цифры для меня — темный лес. Когда на третий день прибыл гонец от хана, и Аяз, наконец, засобирался, я и не думала ему препятствовать.
