Айша пытается забрать у меня большую корзину, с которой я собираюсь идти за покупками. Жене большого человека не пристало носить какие-то корзины. Я же не могу позволить, чтобы старая женщина несла что-то тяжелее дамской сумочки. Я молодая и сильная. Некоторое время мы спорим друг с другом, будто уличные торговки зеленью. В конце концов я побеждаю — просто вырываю корзину из рук вдовы.
И всё же она переиграла меня. Айша остановила на улице первую же девушку, дала ей серебряную монету и наняла ее таскать за нами корзину! Что за глупости! Целую серебряную монету!
Деньги здесь в ходу славские. В Галлии самой большой монетой является двойной золотой империал. По нынешнему курсу он равен десяти славским златым. В одном злате сто серебрушек, а в серебрушке — десять медных копиек. Так вот, за такую работу, как помощь с покупками, матушка всегда платила… пять копиек, не больше. А тут целая серебрушка! Нет, надо держать ухо востро. Этак Айша все мои деньги на глупости спустит!
Вначале мы заглянули в портновскую лавку, где я выбрала ткани на новые наряды — и выбор был здесь ничуть не хуже, чем в Даньске. Заказала дюжину сорочек, пару новых шальваров, шелковый халат и антери со шнуровкой по бокам. Портниха, миниатюрная смуглая женщина с черными глазами, никак не могла понять, для чего мне нужен такой фасон.
— Я в положении, — наконец, рявкнула я. — Через месяц мне мой антери не сойдется в талии!
— Кегершен-тан, — ахнула Айша. — Что ж вы раньше не сказали! Разве потащила бы я вас по лавкам! Портниха бы к вам домой пришла!
— Глупости, — отмахнулась я. — Я оборотень, крепкая. А беременность не болезнь.
Женщины вытаращились на меня, будто я им сейчас сказала, что упала с луны. Ну ладно портниха, а Айша-то чему удивляется? Ведь она жила в Галлии!
— А что, Наймирэ-тан с каждым из своих детей в постели лежала? — выстрелила я наугад.
— Наймирэ-тан — великая женщина, — склонила голову швея. — Она даже споры разбирала до самых родов.
— А я — жена ее первого сына, — пожала я плечами. — Чем я хуже?
Маневр удался, женщины поглядели на меня с уважением.
Мы шли на рынок очень медленно, и Айша здоровалась с каждой встречной женщиной. Мне кажется, через два часа весь город знал, что я — молодая жена Аяз-Кимака. Я боялась, что до места назначения мы дойдём к ночи, но, к счастью, базар был недалеко.
Восточные базары не так уж и отличаются от галлийских. Так же стоит гул и крик, со всех сторон доносятся запахи лепешек, горелого масла и помятой зелени. Блеют овцы, кудахчут куры, мычат коровы. Загорелые дочерна узкоглазые торговки в засаленных халатах отгоняют мух от окровавленных кусков мяса. Овощи разложены прямо на земле — на плетеных ковриках. Я первым делом купила несколько тушек куриц и миску клубники, потом прошлась по ряду с ароматными травами и остановилась у полной женщины с цветными круглыми ковриками.
— А почему коврики такие маленькие? — поинтересовалась я у Айши.
— Это золь, — ответила степнячка со смешком. — Засушенный фруктовый сок.
— Можно попробовать? А как его делают?
Торговка оторвала мне кусочек "коврика" и охотно пояснила:
— Сок выдавливают из винограда, наливают на блюдо и сушат. Он довольно кислый, попробуйте лучше гозинаки! Это орехи с медом. А это — чак-чак — тоже очень сладко.
— Чак-чак я и сама умею делать, — отмахнулась я. — Ничего сложного. А вот коврики я возьму все. Думаю, если их добавить в печенье, должно получиться интересно. И к мясу подойдут.
Я увлеченно выбирала продукты, стараясь всё же брать те, которые долго хранятся. Через полчаса пришлось нанять юношу, который таскал за мной муку, крупы, сладости и варенье. Здесь не было столь привычных мне соленых грибов и огурцов и капусту не квасили, зато сушеных фруктов было великое множество. Эх, мне бы еще погреб и ледник, сколько всего я бы еще приобрела! Пока же пришлось договариваться, чтобы несколько раз в неделю мне доставляли свежее мясо, яйца и молоко.
Домой я вернулась такая уставшая, что едва заставила себя распихать покупки по местам, а после сразу же упала на подушки, даже не потрудившись переодеться.
А на следующее утро ко мне вереницей пошли соседки, и все несли подарки. Теперь у меня было немного посуды, новые подушки, пара шелковых рубашек и множество сладостей. Все хотели познакомиться с женой Аяз-Кимака и спросить, отчего я не живу во дворце. А нет ли у него еще жены? А будет? А может быть, я недостаточно хороша для дворца? Или меня не признал Таман-тан? А что Наймирэ? А где мой муж, куда он уехал? А отчего у меня нет служанки? Я раньше считала, что галлийские кумушки не в меру болтливы, но по сравнению со степнячками они просто молчуньи. Под конец у меня страшно разболелась голова, и мне пришлось притвориться усталой.
О богиня, если бы можно было повесить на дверь платок или просто не отзываться, когда стучат!
Я полежала в ванной, удалила лишние волосы, смазала тело розовым маслом и накрасила глаза сурьмой, как показывала мне Наймирэ. Зеркало было небольшим, и я не могла себя увидеть целиком, а жаль. Мне хотелось выглядеть для Аяза самой красивой. А вдруг он сегодня вернется?
Когда хлопнула дверь, я запахнула шелковый халат и побежала ему навстречу, но, увидев, что он не один, замерла на середине лестницы.
36
Леди Милослава Оберлинг почти не изменилась с тех пор, как я видела ее последний раз. Только, кажется, под светлыми глазами залегли синие тени и в волосах появилась седая прядь.
— Матушка! — всплеснула руками я и слетела с лестницы, будто птица. — Мамочка!
Она и вправду была здесь: настоящая, живая, теплая. Она прижимала меня к себе изо всех сил, так что кости у меня хрустели: будто мы, как в детстве, играли в игру, кто кого любит крепче. Мама гладила меня по волосам и плакала, что-то бормоча.
— Ох, Ви, — мама, утирая слёзы, отстранилась. — Покажи ладони.
Я со вздохом повернула руки. Аяз смотрел на нас с нескрываемой тревогой во взгляде.
— Змея? — удивилась леди Оберлинг. — Как же так?
— Хитрый очень, — пояснила я. — Его называют Кимак — змей.
— Не поэтому, — хмуро поправил меня Аяз. — Змея — во всех народах символ лекарей.
— Во всяком случае он женился на тебе, прежде, чем… Он взял тебя силой?
Я почувствовала, как щеки заливаются краской. Наверное, это я его… ну пусть не взяла силой, а соблазнила.
— Нет, мам, — опустив глаза, прошептала я. — Аяз не сделал ничего такого, чего я бы не хотела.
— Почему не написала? — выдохнула мама. — Я чуть с ума не сошла.
— Написала, — ответила я. — На Хумар-дане передала с Василевским. Наверное, он отослал письмо.
— Хумар-дан? Это когда было?
— Почти четыре седьмицы назад, — подал голос Аяз.
