— Ты здесь, — раздался шелест возле моего уха. — Я ждал. Весь вечер ты ускользала от меня. Любимая…
О богиня, дай мне сил! Впрочем, пресветлая мать, богиня любви и верности, хранительница семейного очага вряд ли мне бы помогла. То, что я творю, что он творит — грешно, грешно, грешно! Но так сладко! Откинулась ему на грудь, опустила ресницы, позволила его ладоням невесомо скользить по моим локтям, по предплечьям, легко касаться жилки на шее, где отчаянно колотится пульс.
Невинные ласки обжигали, мужские пальцы делались всё более настойчивыми, уже с силой сжимая тонкую талию и поднимаясь выше. В один момент не выдержали оба. Рывком мужчина развернул меня к себе, нашел мой рот своими губами, оттянул косы, заставляя запрокинуть голову выше, к нему навстречу. Я хотела больше, больше! Хотела цепляться за его плечи, расстегивать его рубашку, проводить руками по влажной мужской груди… он весь пылал огнем — так же как я. Взрывоопасное это дело — два огненных мага столь близко!
Наконец, когда уже совсем перестало хватать воздуха — я, кажется, вовсе разучилась дышать — мы отлепились друг от друга. Я чувствовала его боль как свою: он судорожно прижимал меня к себе, не желая отпускать. Я прятала слёзы, уткнувшись в его плечо.
— Не приходи больше, — хрипло прошептал он. — Я боюсь, что не удержусь однажды. Приходи каждый день. Может быть, я привыкну к тебе…
— Я не могла не прийти, — тихо ответила я. — Приглашение…
— Да, ты важная птица, — горько усмехнулся он, поднося к губам мою руку и целуя запястье. — Тебя хотят все знатные семейства… Ты сменила перчатки?
Вот оно! Я сменила перчатки! Взамен голубых, которые я порвала, мать дала мне кремовые. А отражение моё было в голубых перчатках! Уверена, и глаза у него были другого цвета.
Отступила на шаг, поглядела в любимое лицо — по статусу ему не положено маски, — улыбнулась с уверенностью, которой не ощущала.
— Мне надо идти, — сказала я. — Если отец узнает, он будет в ярости.
— Будет, — кивнул мой любимый мужчина с бесконечно усталыми глазами. — Непременно будет. Когда я увижу тебя вновь?
— На следующем балу, я полагаю, — вздохнула я. — Или у Стерлингов. Я буду там через три дня на музыкальном вечере и непременно убегу прогуляться в оранжерею.
— Я понял, — кивнул мужчина. — Не ищи меня там, это неправильно. Всё, что между нами, неправильно.
Я нисколько в этом не сомневаюсь!
4
Выскользнула с балкона, полная решимости разыскать своё второе «я» и устроить ему взбучку, однако народу было так много, что особа в кремовом платье и голубых перчатках не попалась мне на глаза. Что ж, во всяком случае, моего отсутствия никто не заметил.
Скорее всего, на балконе я была совсем не долго, не больше четверти часа. Слишком малый срок для столь насыщенных событий. Любая встреча с ним — будто вечность тянется. Не хочу больше ни танцев, ни чужих рук на талии, ни голосов, отпускающих банальные и пустые комплименты — словно он забрал с собой весь мой пыл. Но иначе нельзя — отец учует запах. Оттого я натягиваю на лицо улыбку и с готовностью принимаю приглашение на танец — неважно, чьё. И еще одно. И ещё. Наконец глаза находят сливочный атлас, и, бессвязно извинившись перед партнером, я бросаюсь вслед девушке, покидающей бальную залу.
Она знает дворец лучше меня — не упустить бы! Догоняю в коридоре, хватаю за локоть — пусть спасибо скажет, что не за косу!
— Стефа, ты с ума сошла? — гневным шепотом спрашиваю я. — Тебе четырнадцать!
— И что теперь? — сердито ответила моя малолетняя тетка. — Я взрослая!
— Ты не взрослая, ты дурная! — этот спор можно продолжать бесконечно. — Кто тебе позволил под меня наряжаться?
— Зато никто не заметил, что ты с мужчиной на балконе целовалась! — выпалила Стефа торжествующе. — Можно сказать, что я тебя прикрыла!
Я замираю с открытым ртом — крыть мне нечем. Малолетняя засранка переиграла меня вчистую и прекрасно это понимает.
— Я не говорю ничего твоим родителям — а ты моим! — смело смотрит на меня Стефа. — Всё по-честному!
— Только если пообещаешь мне, что больше такого не повторится.
— А ты можешь обещать, что больше не будешь целоваться с парнями, которые не годятся в женихи? — весело спрашивает девчонка.
— Мне и не четырнадцать!
— Дак и ты с его величеством целовалась, а не с каким-нибудь Ваенгом! Подумай, что скажет твой отец!
Я тяжело вздыхаю: не нравится мне всё это, а сделать ничего не могу. Придется молчать.
— Кто тебе разболтал про мой наряд? — полюбопытствовала я, смиряясь.
— Так я и сказала! — фыркает Стефания. — Возможно, я еще пару раз воспользуюсь таким же способом.
— Хорошо, я уволю всех горничных.
— Ладно, — сдается девочка. — Мама придумала. Я ведь ничего плохого не сделала. Просто танцевала…
Продолжение фразы повисло в воздухе: в отличие от тебя, Виктория. В отличие от тебя.
После такого потрясения я наплевала на все приличия, разыскала мать и сказала, что у меня разболелась голова. Что теперь будет? Если отец узнает… если Стефа проболтается…
Матушка с радостью согласилась покинуть бал, но настояла на прощании с его величеством. Она всё еще была с ним в дружеских отношениях. Со страхом я прошептала надлежащие фразы, с трепетом позволила поцеловать себе руку. Какое-то мгновение моя рука задержалась в его руке. К счастью, никто не обратил внимания на эту маленькую заминку.
Не удивительно, что заснуть мне удалось только под утро. А к обеду снова началась старая песня: мне приносили букеты цветов, записки, приглашения на вечера. Один за другим прибывали молодые холостяки в надежде увидеть меня. Отец злился. Отец бушевал. В конце концов, матери пришлось открывать дверь самой и вежливо, но твердо сообщать, что юной леди Оберлинг нездоровится. Я бы, пожалуй, не отказалась и заболеть, только бы сбежать от всей этой суматохи, но увы — чувствовала я себя отвратительно здоровой, даже мозоли не натерла, танцуя.
До музыкального вечера у Стерлингов было еще два дня, и прятаться от потенциальных женихов становилось всё труднее. Нас настигали и в театре, и в магазинах, и в парке. Отец предложил сбежать домой, в Предгорье, но мама не позволила.
И вот я стою в великолепной оранжерее среди экзотических цветов. Надо мной стеклянный купол, через который видны звезды на ясном вечернем небе. Из дома Стерлингов доносится музыка. Музыкальный вечер как-то очень быстро стал похож на танцевальный. Моего отсутствия никто не заметит — Стефа прикрывает. Мать осталась дома с мальчиками, отец пьет виски и играет в карты, а я… а я нюхаю розы и жду.
Со Стефанией мы теперь в одной лодке. Она жаждет быстрее повзрослеть и вкусить запретных удовольствий. К счастью, не настолько запретных, за которыми гонюсь я. Пока ей достаточно танцев и мужского внимания. Глупые «женихи» даже не понимают, что длинные волосы и густые брови — еще не вся я. Даже не пытаются разобраться, рысь перед ними или волк. Не видят разный цвет глаз. Да еще эта мода на маскарады! Зачем, зачем на музыкальном вечере маски?
