— Опять ты что-то печешь! — попенял мне Аяз, заходя в кухню. — Отдохнула бы! А чем так вкусно пахнет?
— Пирог рыбный, — рассеянно ответила я, прислушиваясь к животу. — Достань сам, мне неудобно.
— Балуешь меня?
— Целителей нужно хорошо кормить, — с усмешкой поглядела на мужа я.
Он поморщился — всё еще никак не признает, что его ждет стезя лекаря. Говорит, что не любит людей — лошади куда благодарнее. Тем не менее, не проходит и седмицы, чтобы его не позвали «в самый последний раз» взглянуть на раненого или захворавшего. Аяз ворчит и упирается, но идет — и возвращается обычно голодным как волк.
— Ты рожать вообще собираешься? — ворчит он в очередной раз. — Когда я уже увижу своего сына?
— Кажется, собираюсь, — спокойно отвечаю я.
— И когда?
— Кажется, сейчас.
Спину вдруг скручивает такая судорога, что я хватаюсь за стол и едва сдерживаю вскрик. Аяз подскакивает, едва не роняя пирог, и стремительно белеет, глядя, как под моими ногами расплывается лужа.
— Поставь пирог сейчас же! — рявкаю я. — И успокойся! Мы, оборотни, народ крепкий! Всё будет хорошо!
Но хорошо не было, было плохо, больно и страшно. Первые часы я еще сдерживала стоны и бодро улыбалась, опасаясь встревожить Аяза, но потом мне стало всё равно. Боль захватывала тело, наплывала волнами, туманила разум. Сначала я ругалась и плакала, а потом сил не осталось больше ни на что, кроме слабых стонов. Вызванная местная повитуха качала головой, что-то вполголоса говоря моему напуганному супругу. Я пыталась подслушать, но разбирала лишь отдельные слова.
— Сделай что-нибудь, ты же целитель! — закричала я при очередной схватке. — Не можешь спасти меня, спаси дочку!
Аяз вдруг вскинул голову, преображаясь, потребовал принести чистых простыней и горячей воды.
— Ты права, — спокойно сказал он. — Я целитель.
Он помог мне повернуться на бок, разминая поясницу. Боль стала тише.
— Слушай меня, голубка. Ребенок лежит неправильно, и я не знаю, что делать в такой ситуации. Повитуха сказала, что ты умрешь, но я не позволю. У меня дар, я целитель, что мне слова какой-то глупой старухи! Перед лицом всех богов обещаю — я обязательно буду учиться, если всё получится. Я попробую повернуть ребенка. Наверное, будет больно.
— Куда уж больнее, — простонала я. — Я готова. И… Аяз! Помни, что я люблю тебя.
— Шабаки минем, — криво улыбнулся супруг. — Я никогда тебя не отпущу.
От его ладоней, мявших мой живот, исходило тепло, даже жар. Боль вдруг стала какой-то незначительной, ушла на задний план. Я словно погрузилась в вязкий туман.
«Наверное, я умираю, — сказала я себе. — Оказывается, умирать не страшно!»
Где-то вдалеке слышались команды Аяза:
— Повернись! Приподнимись! Тужься!
Я послушно двигалась, подчиняясь горячим рукам. А потом в какой-то момент вдруг стало легко и свободно, боль ушла вовсе, и всё тело наполнилось радостью.
— Я умерла? — спросила я тихо.
— Ты родила, — раздался растерянный голос супруга. — Ты справилась!
— Мы справились, — поправила его я, находя ладонью его руку. — Девочка?
— Девочка, — ответил муж.
Я приподнялась и взглянула на него: он был бледен, с растрепанными волосами, безумными круглыми глазами и какой-то шальной улыбкой.
— А она живая? — с ужасом спросила я, понимая, что не слышу детского плача. — Почему она молчит?
— Ей незачем плакать, — удивленно сказала повитуха. — У нее всё хорошо. Очень красивый ребенок.
Она положила мне на грудь крошечное красное существо с черным хохолком волос. Дитя поглядело на меня мутно-голубыми глазами и задвигало ручками. Богиня! Она живая! Она настоящая! Я родила нового человека в этот мир! Невероятно!
— Какой забавный лягушонок, — прошептал Аяз.
Я хотела закричать на него, но в его лице было столько восторга и благоговения, что я могла только улыбнуться. Он смотрел на дочь так, словно это было нечто неописуемо прекрасное, осторожно трогал пальцем ножки, а потом смотрел на свою такую огромную руку с недоумением.
— Ты уже придумал имя? — спросила я.
Муж вдруг фыркнул весело:
— Разумеется! Я хотел назвать сына Раилем. Но девочка… Для девочки наши имена слишком грубые. У тебя есть варианты?
— Лилиана, — ответила я. — Мне кажется, это очень красивое имя.
— Лилиана, — покатал на языке муж. — Мне нравится. Лилиана, дочь Аяза.
И, словно соглашаясь с выбранным именем, маленькая девочка потешно зевнула и зашевелилась.
--
Аяз от дочки пребывал в таком восторге, что я невольно ревновала. Он не спускал ее с рук, сам купал и укладывал спать. Он бы и кормил, если бы мог — но тут природа его обделила. Кормила всё же я, благо, что молока было достаточно.
Тяжелые роды благодаря помощи целителя никак не сказались на моем здоровье. Спустя пару недель я уже прыгала как молодая козочка, пекла пироги и размахивала деревянным половником. Лилиана оказалась очень спокойным ребенком, из чего я заключила, что магом огня ей не быть. Она целыми днями спала, много кушала и почти не плакала. Никаких хлопот с ней не было, тем более, что няньки в очередь выстраивались. Много временя у нас проводила Айша, развлекая меня байками и легендами. Соседки тоже помогали изо всех сил. Сам степной хан не считал зазорным качать свою первую внучку на руках. И только я понимала, что это для него значит. Однажды он с грустной улыбкой сказал, что иметь общих внуков с Милославой странно, больно и мучительно прекрасно.
Наймирэ отправилась в Славию в школу провидцев, пока на пару месяцев, а дальше — видно будет. Дети остались на попечении множества родственниц, поселившихся ради такого случая во дворце. Маленький Шуран постоянно сидел на коне перед отцом — Таман везде брал его с собой. В Степи отцы растят сыновей.
В начале лета приехали родители, и в нашем маленьком доме стало до ужаса тесно. Хорошо еще, что близнецы остались в Славии с дедом. Мама с коварной усмешкой заявила, что они дадут деду жару. Но я бы в этом случае поставила на кнеса Градского: поставить на место двоих малолетних хулиганов он сможет запросто. Мама, как я и ожидала, не смогла долго сидеть на одном месте, и, убедившись, что я вполне справляюсь и с домом, и с ребенком, родители уехали в Степь: выводить водные жилы на поверхность, собирать тучи над виноградниками. Отец вспомнил, что он инженер и вдобавок опытный военный и предложил свои услуги в тренировке степных бойцов. Таман-дэ согласился с радостью.
Леди Милославу степной хан старался избегать, а вот с лордом Оберлингом быстро нашел общий язык. Мне было жаль Тамана: кажется, он так и не смог разлюбить маму — к тому же Наймирэ так не вовремя уехала. Мама же была с ним вежлива и любезна — как и со всеми вокруг.