Улица была пуста. В это время, в половину пятого, мало еще охотников посидеть перед домом и потрещать с соседями. Еще не сошел дневной зной, и асфальт, накаленный солнцем, пылал жаром. Посторонних не наблюдалось. Сюда вообще редко попадали посторонние. Даже транспорт до поселка почти не ходил. Тут-то на улице несколько домов, и все жители знают друг друга. Стас вырос здесь и знал всех и каждого. Со своей улицы и еще на десять в округе. Через несколько минут к дому лихо подкатили две "девятки", одинакового цвета, с одинаковыми номерами. И с затемненными окнами. Охрана.
Юлька так быстро упаковала вещи, что Иван даже проникся к ней симпатией. Святое семейство все еще сидело в кабинете. Расторопная хозяйка принесла и сунула Лиле спящего сына. Малыш заворочался во сне, но не проснулся.
— Пора ехать, — оповестил Иван.
— Только… — встрепенулась она.
— Условия выдвинешь потом, хорошо? — добавил Иван миролюбиво и улыбнулся. Он ждал этого и приготовился к самому худшему. К истерикам, непонятным обвинениям и безумным планам. И другим бабьим выходкам, которые так любили его многочисленные подруги. Но все обошлось.
— Если что из ряда вон, звоните на сотовый, — напоследок распорядился Иван, и они уехали.
Дорога оказалась долгой. Из одного конца города в другой. Светка уткнулась матери в бок и задремала. Спал и Мишка. Лиля смотрела в окно, где заходящее солнце парило в розовом мареве. Лучше не смотреть на закат, вспомнила она учение фэн-шуй, иначе твоя жизнь тоже закатится. "Это сейчас и происходит, — устало подумала она. — Если б не дети, я бы не сопротивлялась. Убили бы лучше, чем так всю жизнь прятаться". Но из-за Мишки и Светки непротивление злу насилием как-то само собой улетучилось. Она залюбовалась своими детьми: сыном, пускающим слюни, и дочкой, подложившей ладошку под щеку.
"Что-то с ними будет, если меня убьют? — подумала она. — Кому они нужны? Матери и сестре — вечная обуза". Она представила злые лица ближайших родственниц, будто услышала их вечные попреки, и ее охватили вселенская скорбь и жалость, сменившиеся вскоре жаждой борьбы и мести: "Ну уж нет, я так просто не дамся, попробуйте теперь достаньте меня. А главное, догадайтесь, где я?"
Лиля посмотрела на Ивана, на его крепкие плечи, обтянутые синей майкой. На огромный, чуть покрытый растительностью затылок, со складками кожи, переходящими в шею. "Прямо как у собаки бассетт-хаунд, честное слово" — подумала она. И этого человека она любила когда-то? Нет, это был кто-то другой, в прошлой жизни, наверное.
Иван повернулся, словно прочитав ее мысли.
— Устала? Скоро приедем, — ласково заверил он и подмигнул, чем и напомнил Лиле того давнего мальчишку, которого умудрился обвести вокруг пальца Иштван, а сейчас использует в своих целях она. И не чувствует ни стыда, ни раскаяния. "Нет вечных друзей и вечных врагов", — говаривал когда-то один из герцогов Мальборо, больше известный, как Уинстон Черчилль. И если б у Иштвана Цагерта имелся личный герб, он бы выбил на нем, как девиз, эту фразу.
— Умей использовать ситуацию, — постоянно поучал он.
Машины остановились, и Лиля очнулась от своих раздумий.
— Приехали, — весело сказал Иван.
Тяжелые ворота закрылись, демонстрируя обещанную защиту. Лиля вышла из джипа и чуть не упала, зацепившись каблуком об ступеньку. Иван поддержал ее.
— Ну, на фига такие каблуки носишь? — удивился он.
Лилька обрела потерянное равновесие, взяла у Светы ребенка и огляделась по сторонам.
— Знаешь, в Швеции король живет скромнее, — заметила она.
— Ага, как в том анекдоте, когда приходит новый русский в Зимний дворец, огляделся вокруг и говорит: "Бедненько тут у вас, но чисто" — тихо заметила Света.
Иван расхохотался, словно слышал эту байку впервые.
Трое охранников, стоявших около машин, удивленно глядели вслед шефу и его гостям, поднимающимся по ступенькам. За все время службы, а служили они без малого три года, такого еще видеть не приходилось. Конечно, Иван Григорьевич Бессараб не был монахом и имел женщин без числа, он дарил им огромные букеты цветов и разные побрякушки с бриллиантами, водил по дорогим ресторанам, привозил к себе в дом и позволял жить рядом какое-то время, позволял ублажать. Потом он расставался с ними. Легко, ничего не объясняя. И это были молодые очень самонадеянные дамочки лет до тридцати, холеные и гламурные. Каждая из них думала, что победила, охомутала и вот-вот потащит под венец — это читалось на каждом влюбленном личике, на котором нет-нет да и проступал временами хищный оскал.
Ни у одной из них не было детей. Бессараб считал это серьезным недостатком, еще хуже, чем кривые ноги. И поэтому избегал отношений с женщинами с детьми, справедливо полагая, что у них могут быть только серьезные намерения.
У сегодняшней гостьи имелось двое детей. Самой ей можно было дать лет чуть за тридцать. Скромненький зеленый сарафан резко контрастировал с нарядами остальных любовниц. Напрочь отсутствовала косметика. Надуманных поз и жеманства тоже не наблюдалось. Женщина не вешалась Ивану на шею, не заглядывала в глаза, наоборот вела себя чуть отстраненно. И самое удивительное, никто до этого дня не видел ее даже рядом с Бессарабом. А сам шеф выглядел счастливым и немного прибалдевшим. Словно выиграл Грин кард в подземном переходе.
ГЛАВА 11
Дом Бессараба поражал великолепием. Один круглый зал с колоннами чего стоил. Наборной паркет с инкрустацией и кабинетный рояль сбоку. И все, больше никакой мебели.
— Вот это да, — восхищенно проговорила Света и закружилась по комнате, выделывая разные па, заученные в танцевальной студии.
Потом она остановилась около Ивана и спросила, смущаясь:
— Это зал для танцев, да?
— Конечно, — улыбнулся Бессараб, немного растерявшись.
— А у вас дети есть? — простодушно поинтересовалась девочка.
— Дочка, — сообщил Иван, пожалуй, впервые в жизни.
— А она тут танцует? Ей нравится?
— Вроде да, — кивнул он. А Света, удовлетворившись ответом, снова принялась кружить по залу. Потом подошла к роялю и, оглянувшись, попросила:
— Можно?
Иван кивнул утвердительно. Лиля напряглась:
— Света.
— Не гони ее, — попросил Иван. — Хочется, пусть поиграет.
Дочка подняла крышку рояля и потянулась к инструменту. Пальцы сразу заняли нужные клавиши. Полилась мелодия. Иван наблюдал, как руки дочери порхают по клавишам в одну сторону, потом в другую. Никаких нот. Абсолютный слух. Ивану вспомнилось старое пианино и очень похожие по форме пальцы, скользившие по клавишам. Только мелодия была другой. Сестра обычно пыталась воспроизвести музыку из кинофильмов или известных песен. Света же свободно играла один из вальсов Шопена. Нежные лиричные звуки разливались по залу. Очаровывали и вызывали восторг. Но прозвучали последние аккорды и волшебство исчезло.
