На воротах болталась табличка "Спецобслуживание". А рядом уже стоял сам хозяин и осуществлял фейс-контроль. Критерий был один — "знаю лично".
Лобанова он заметил, когда уже собрался уходить, дав знак охране закрывать ворота. В два прыжка оказался рядом.
— Чего ходите? Все высматриваете? Хороший человек погиб. Лучше убийцу ищите, — накинулся он. Разъяренный тигр.
— У нас своя работа, — спокойно возразил Лобанов. — А вы видели, Виктор Николаевич, сегодня Лилию Цагерт?
Лобанову очень хотелось посмотреть на реакцию Пахомова. Важен не ответ, а то, как человек воспримет сам вопрос.
— Ага, — зло ответил Пахомов, — папу Римского тоже. Вы чего, ребята? Вы ж с самого утра за мной ходите.
— Да дело в том, что она в автобус заходила по дороге на кладбище…
По лицу Пахомова прошла тень.
— Это как? — мрачно поинтересовался он. — Вы ничего не перепутали?
— Сами видели, и люди, что в катафалке ехали, говорили во время похорон.
— Люди? — удивился Пахомов. — Вот у них и спрашивайте, чего ко мне привязались?
Он развернулся и, не прощаясь, пошел к воротам. Кто эти люди, обсуждавшие Лилю по дороге от Сережкиной могилки, он догадывался, намереваясь прямо сейчас настучать по их пустым репам, только и пригодным для модных причесок.
"Я вам покажу, стервы гламурные, всю операцию чуть под откос не пустили, — в сердцах подумал он. — Зачем только Лилька московским ментам понадобилась? — Ответа на этот вопрос Виктор пока не знал. — Но там, где она сейчас находится, сегодня ее не найдут. А завтра… Война план покажет, где мы все будем завтра…"
Поминки показались Ивану театром абсурда. Пахомов ни на шаг не отходил от какой-то тетки с бледным заплаканным лицом и тонкими, словно вытянутыми в нитку, губами. К этой странной убитой горем женщине подходили многие люди и выражали соболезнования, наравне с родителями Корабельникова.
— Кто это? — поинтересовался Иван у Марины, не отходившей от него ни на шаг.
— Рая — дочь самурая, классная Сережки и Нинки, а потом и моя, — удивленно посмотрев, прошептала бывшая подружка.
Он намеревался сказать, что училке далеко до самурайской дочери, но в этот момент подошел сам хозяин заведения, увлек в сторону.
— Лиля здесь, — начал он без предисловий. — Менты следом ехали. Поэтому я распорядился нигде не останавливаться и на твой дом хвост не наводить. Там сейчас самое лучшее укрытие. Велел сюда везти. А Джотто, когда он Сережкин "мерс" обратно в гараж гнал, остановили и документы проверили, в салон заглянули. Хорошо, что успел Лильку высадить.
— Я заберу ее, когда все разойдутся, — отрезал Иван.
— Об этом и речь, — мрачно согласился Пахомов и пригласил всех к столу. Во время поминального обеда Виктор Николаевич сидел у самого входа, рядом расположилась "дочь самурая".
Возле самого Бессараба примостилась Марина и терлась бедром об его ногу, а с другой стороны сидела Эльвира и все время просила положить что-то в тарелку. Сумасшедший дом. Для полноты гротеска на поминках присутствовала его секретарь Ангелина Самойлова, полная дура. Она тоже подошла к учительнице Сергея, обняла ее сзади за шею и что-то зашептала на ухо. Иван решил, что сейчас девицу одернут за развязное поведение, но тетка лишь похлопала Самойлову по руке и усадила подле себя.
Когда Иван через полчаса оглянулся снова на дальний край, ни учительницы, ни самого Пахомова там не оказалось. Официанты убирали грязную посуду, накрывали стол для вновь прибывших незнакомых людей.
Исчезла и дура Самойлова. Но Иван счел эту пропажу добрым знаком.
ГЛАВА 16
Лиля стояла у окна, наблюдая, как внизу за расставленные на веранде столы рассаживаются люди, приехавшие поминать Сережку. Чиновники с суровыми лицами, одноклассники, соседи, какие-то незнакомые люди. Она заметила семью Сердюковых. Нина почти не изменилась, а Манечка похорошела. Но вот Марина оглянулась и потянула кого-то за руку. Иван. Уселся рядом. Слишком близко. С чужим человеком так тесно сидеть не станешь. Наверное, любовники. Язык тел все расскажет, его не обманешь. Только зачем было врать, что нет никаких обязательств? Противно, честное слово.
Лиля подошла к стеклянному круглому столу, на котором теснились закуски. Подняла крышку с тарелки, посмотрела на прозрачный бульон, на плавающие в нем лапшу и кусочки курицы. Присела к столу и быстрым движением зачерпнула ложку бульона, оставляя в тарелке лапшу и курицу. Горячая жидкость разлилась по желудку, обжигая горло. То, что надо.
Затем потянулась к тарелке с закусками и, выудив кусок буженины, отправила в рот.
"Хоть какая-то радость, — грустно подумала она. — Поесть в Витькином ресторане. Шеф-повар готовит как бог" Затем она выпила стакан морса и, тщательно закрыв все тарелки блестящими полусферами крышек, чтобы даже малейшего запаха не было слышно, прошла в спальню. Из большого французского окна улица казалась как на ладони. В комнату врывалось яркое послеобеденное солнце. Лиля подошла к окну и быстро задернула плотные клеенчатые шторы. В комнате моментально наступил полумрак. Лиля уже собралась отойти от окна, как в узкую щель между полотнищами заметила фигуру на тротуаре. Она могла и ошибиться, но ей показалось, что по противоположной стороне улицы шагает, опустив голову, майор Костюк, а другой — следователь Лобанов — стоит около белой "Нивы", притаившейся возле соседнего дома. Странно. Наверное, померещилось. Лиля легла на кровать, отгоняя дурные мысли. Потом подумала о матери и сестре, только-только вернувшихся с похорон. Витька обещал привести их повидаться. Господи, как Штирлиц с женой встречался в кафе "Элефант", и мы туда же.
В двери щелкнул замок, повинуясь тонкому кусочку пластика. Лиля приподнялась на локте, внимательно всматриваясь в дверной проем. Она увидела Пахомова и решила встать.
— Лежи, — буркнул он, прошел в спальню и сел в ногах кровати. — Поговорить нужно, родная, — тихо предупредил он.
Лиля почувствовала, как холодеет душа, как останавливается дыхание. Видимо, этому длинному дню не суждено унести только одну потерю. Будут еще плохие новости. Только бы больше никто не погиб.
— Слушай молча, не перебивай, — резко вскинулся Пахом. — У нас времени почти не осталось. Это Нестеров, сука, объявил охоту на нас.
— Точно? — прошелестела она одними губами.
— Да. Я, как с тобой повидался, к следователю поехал. Вся уголовка на ушах стоит. Серый, умирая, написал какие-то каракули на асфальте. Никто не может понять, что это означает, поэтому в газеты информация не пошла. Мне тоже показали фотку, и я сразу понял. ВМW, только "W" смазана, как русское "И" читается. Но, зная Сережкин почерк, там точно "W". Помнишь, как мы Вову звали?
Лиля села на кровати и напряженно кивнула.
— Правильно, — продолжал Пахом. — Бумеранг или сокращенно Бумер. Но тогда еще никаких "БМВ" не было и в помине. А когда появились "БМВ", уже закрыли Бумеранга. Я долго думал, что пытался сказать нам Сережка, из последних сил выводя своей кровью эти три буквы. Он не любил "бешки", только "мерсы". Я сразу догадался, что "бешка" — это "бумер", а Бумер — прозвище Вовы Нестерова, умершего на зоне от пневмонии. То есть Сережка написал имя своего убийцы, понимаешь…
