— Садись за руль, — буркнул Пахомов. — Нужно к врачу ехать. Этот гад мне руку сломал. Совсем шпана распустилась.
— А как вы поняли, Виктор Николаевич, что он напасть собирается? — уважительно осведомился охранник. — Чуйка вас не подвела, — добавил он восторженно. — Иначе удар бы по голове пришелся.
Внезапно Витька вспомнил, что именно так расправились с Леной Птицыной и Мещеренко, может, и не шпана вовсе. А вслух обронил небрежно:
— Он нес букет с крайней могилки. Я, когда к Иштвану подъезжал, заприметил. Там белые астры и эти желтые цветы, не помню название.
— Герберы, — уточнил охранник.
— Они самые, — угрюмо буркнул Витька и замолчал, невзирая на пульсирующую боль, силясь собраться с мыслями. И лишь когда знакомый доктор начал гипсовать руку, он понял, что упустил из виду.
Тот самый звонок из фонда Сороса. Бумеранг не стал бы звонить и выяснять подробности у Раи. Он и так все знал о Герте. Позвонил человек, имевший на руках только домашний телефон Цагерта. Мысли закрутились в голове с удвоенной скоростью. Кто мог знать только эту информацию? Кому стало известно, что именно сегодня Пахомов поедет на кладбище?
Витька внезапно вспомнил, как за пару дней до смерти Иштвана, поздно вечером, звонил ему домой из офиса. Сотовый не отвечал, поэтому пришлось набрать на домашний. Трубку сняла Лиля и стала в полголоса рассказывать, что Иштван задремал, а на груди у него сопит Мишутка.
— Спят мои мужики, — умилялась она. — А у тебя как дела?
— Соскучился, — недовольно буркнул Витька.
— Так приезжай на выходные, — сразу же предложила Лиля.
— Пожалуй, приеду, — согласился он тогда. И вправду приехал…чтобы опознать в морге тело Герта, а потом отвезти его на Городское кладбище.
"Стоп, — остановил сам себя Пахомов. — Аппарат у меня в кабинете сохраняет последний набранный номер. Неужели кто-то из приближенных? Кто?"
Тут Пахомов поморщился и мысленно хлопнул себя по лбу.
"Кто сегодня знал, что я поеду на кладбище? Секретарь. Охрана. Только никто из охраны не посмеет подойти к столу в его кабинете, а вот секретарь запросто"
От такого коварства закружилась голова. От лица схлынула кровь. Все очень просто. Вот только с какой целью?
Врач внимательно глянул на пациента.
— Вам плохо, Виктор Николаевич? — участливо осведомился он.
— Все хорошо, доктор, — заверил Пахомов, затем повернулся к наблюдавшему за процедурой Митяю. — Позвони в контору, пусть Тамара меня дождется.
Опрос секретаря не дал результатов. Она удивленно пялила глаза и только повторяла:
— Я ничего не понимаю, Виктор Николаевич.
А потом расплакалась.
— Вы уволены, — тихо просипел Пахомов.
— Да я и сама в вашем притоне не останусь. Выплатите мне расчет по зарплате, и я уйду, — обиженно заявила она.
— С чего бы? — рявкнул Витька. — Это штраф за разглашение информации. Убирайтесь.
— Я ничего никому не говорила, — крикнула она в отчаянии.
Тамара, обливаясь слезами, вышла из офиса и пешком, не разбирая дороги, отправилась домой. Но слезы постепенно высохли, плечи расправились. Она знала, что делать дальше. Зайдя в подъезд, поднялась этажом выше собственной квартиры и позвонила в знакомую дверь.
Переступив через порог, посмотрела на своих соседей и гневно прошептала:
— Он выгнал меня, не заплатив за месяц. С вас дополнительно двенадцать тысяч.
Парень кивнул и, пройдя в комнаты, через минуту вышел с просимой суммой.
— Нате, — усмехнулся он, протягивая деньги. — А вы помните точный адрес в Мюнхене, тетя Тамара?
Она улыбнулась и ответила с достоинством:
— Помню, мой дорогой, но это дополнительная информация. Четыре тысячи.
Сосед расхохотался и полез в задний карман джинсов, видимо, заранее зная, что она еще попросит денег.
— Вот возьми, — соседка протянула бумажку с адресом.
— Это точно? — нахмурился парень.
— Да, я вчера туда разгрузку контейнера заказывала. Это его дом в пригороде Мюнхена. Там и эта баба надменная с детьми прячется. Вдова Цагерта.
— Я понял, — кивнул сосед.
— Мы в расчете. Больше я тебе ничем помочь не могу, — отрезала Тамара.
— Я знаю, — тут же согласился парень. — Спасибо вам.
Когда дверь за соседкой закрылась, улыбчивый парнишка повернулся к сестре и, криво усмехаясь, заметил:
— Алчная баба. Нужно закрыть вопрос, как считаешь?
— Только перед самым отъездом в Германию, — фыркнула сестрица.
Когда самолет набрал высоту, Витя Пахомов откинулся в кресле, бережно придерживая загипсованную руку. От обезболивающего помутилось все в голове, и мысли разбредались в разные стороны. Подремать бы до Мюнхена. Он слышал сквозь сон, как мать позвала стюардессу и попросила у нее плед. Потом аккуратно накрыла его, укутав мягким флисом больную руку.
— Ты со мной прям как с маленьким носишься, — незлобливо фыркнул Витя, довольно принимая ее заботу.
— Когда ты был малышом, то доставлял мне гораздо меньше хлопот, — в сердцах заметила Таисия Владимировна.
Иван снова попросил Кафтанова о встрече.
— Что-то ты зачастил, Вань? — пошутил Вадим, но согласился увидеться. Они прогуливались по парку в середине дня. Редко кто проходил мимо по пустым аллеям.
— Я прошу тебя навести справки о двух женщинах, — тихо попросил Бессараб.
— Красивых? — усмехнулся Кафтанов.
— Одна — древняя бабулька, а другая — красавица, но стерва.
— Давай данные, — протянул руку полковник. — Потом позвоню, или встретимся.
Иван передал белый листочек, на котором записал данные учредителя и ненавистной Ангелины.
— Да ты чего? — воззрился на него Кафтанов. — Про бабку ничего не знаю, нужно смотреть. А эта краля, — он ткнул в фамилию Самойловой. — Это же бывшая жена Сэма. Ты его пять лет назад лично из окна выкинул.
Иван обалдело уставился на Кафтанова.
— Самойлов, он же Сэм, удрал в Польшу на ПМЖ. А Ангелина тут осталась, не захотела с ним ехать. А ну-ка, — Иван увидел, что Вадима охватил азарт. Пальцы Кафтанова пробежались по клавишам. — Шестаков, быстро пробей мне Багрянцеву Клавдию Макаровну, она у нас единственный учредитель завода глазурованных сырков. Всех детей, внуков и правнуков. Пошли пока на уточек посмотрим, что ли, — предложил полковник, нажав отбой. — Все равно гуляем.
Они направились к искусственному пруду, где плавали сизые утки с красными носами. Увидев людей, птицы молниеносно подплыли к берегу и начали носиться туда-сюда в надежде, что добрые дяденьки кинут им кусочек хлеба.
