— Представьте всех присутствующих, пожалуйста.
Карл замялся, получив ранее соответствующие инструкции от клиента, не любившего афишировать свое участие в подобных делах. Но, увидев легкий кивок Армана, быстро заполнил паузу:
— Это, м-м-м… близкий родственник Алисии Верленмайер…
— Кто вы? — напрямую спросила Лилия, полностью игнорируя Эбенхайма.
— На самом деле это значения не имеет… — холодно заметил Арман. Его тон не допускал возражений.
Но ему возразили:
— Имеет. — Лилия Цагерт была непреклонна. — Если вас затрудняет назвать себя, то у нас вряд ли получится конструктивная беседа.
— Мы уходим, — подал голос Виктор Пахомов.
— Вы не посмеете, — взвизгнул Эбенхайм, — иначе…
— Подайте на нас в суд, — отрезала Лилия и направилась к выходу.
— Ага, в Гаагский, — ухмыльнулся Виктор и распахнул дверь.
— Остановитесь, — рявкнул де Анвиль. Он рассвирепел и уже не рассматривал единственную женщину в комнате с ног до головы. Он жаждал крови, жаждал оторвать эту хорошенькую головку к чертовой матери. Вся распланированная заранее встреча катилась туда же со всеми психологическими приемами, которые обычно использовал граф де Анвиль на переговорах и которые обычно срабатывали. Приемы запугивания и давления.
— Я Арман Ксавье Людовик де Анвиль, настоящий отец Алисии, — еле сдерживаясь от злости, официально продолжил он.
— Остап Сулейман Берта Мария Бендер, — чуть слышно по-русски пробормотал Пахомов. Лилия едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.
— Отец? — Она повернулась к Арману и посмотрела с интересом. — Есть документы?
— Конечно. Прошу вас, — Арман одним лишь жестом пригласил присутствующих вернуться к столу, затем отодвинул стул специально для Лилии. Усадив строптивую гостью, он сел напротив, полностью проигнорировав место во главе стола.
Зеленые глаза смотрели на него совершенно спокойно, ничего не выражая. Но это обманчивое спокойствие не сулило ничего хорошего. Приходилось менять стратегию по ходу боя. Стратегию и тактику. Потому что случилось самое страшное, что может случиться на войне и в бизнесе. Он совершил огромную ошибку, наверное, первый раз в своей жизни. Недооценил противника.
— Пока мы начнем, Карл, дай, пожалуйста, указание переслать сюда по факсу документы, — обратился Арман к Эбенхайму.
Карл кивнул и выкатился из кабинета на всех парах.
— Могу ли я предложить вам чай, кофе, а может быть, что-нибудь покрепче? — осведомился Арман на правах хозяина встречи.
— Только минеральную воду, — буркнул Пахомов и вопросительно посмотрел на Лилию, сидящую рядом.
— Мне ничего не нужно, спасибо, — решительно заявила она и добавила по-русски:
— Раньше сядешь, раньше выйдешь…
Пахомов радостно улыбнулся.
Арман ничего не понял, наверное, пошутила мадам. Но про себя отметил, что оба, и Лилия, и Пахомов, безупречно говорят на немецком. Практически без акцента.
— Чем вызвана наша встреча? — осведомился Виктор.
— Ввиду того, что ваша дочь приходится мне внучкой, я и моя сестра хотели бы принимать участие в ее воспитании. Нам нужно договориться, какое время девочка будет проводить с нами, родственниками ее матери…
— По поводу участия в воспитании. — Виктор заговорил резко и зло, выплевывая слова как ругательства. — Я не против ваших встреч с моей дочкой. Если, конечно, документально подтвердится родство. Но она — не шарик для пинг-понга, и гонять ее по Европе я не позволю…
Виктор вышел из себя, и у него покраснела шея, забегали желваки.
"Эх, эх, эх, как же он быстро завелся, — заметил про себя Арман, — если бы клиент пришел на встречу сам. После небольшого скандала можно было бы подвести дело под лишение родительских прав".
Де Анвиль представил разгромленный кабинет Эбенхайма, приезд полиции и самого Виктора в наручниках. Но от грез его отвлекла Лилия Цагерт. Она медленно приподнимала ладонь над столом, причем запястье оставалось лежать неподвижно, а затем опускала обратно. Раз, другой, третий. Это заметил Пахомов, замолчал сразу же и, налив в стакан воды, откинулся на спинку стула, сделал большой глоток и попытался взять себя в руки.
— Девочку нельзя перевозить с места на место, — тихо предупредила Лилия, прекратив делать таинственные пассы.
— Нельзя? Почему? — иронично осведомился Арман. Этот цирк уже начал его забавлять.
— По медицинским показаниям, — отрезала Лилия.
— Что с ней?
— Во-первых, вывих бедра и… — Лилия замялась, пытаясь найти точное определение в немецком языке. — Кривая шея.
— Это родовые травмы? — отрывисто спросил Арман, отлично представляя, что будет с акушером при положительном ответе.
— Нет, это отклонения в развитии плода, — ответила Лилия и, словно успокаивая его, добавила: — Такое бывает с младенцами, но это излечимо. Все можно выправить массажем…
— Я пришлю своих педиатров, вы не возражаете? — холодно прервал ее Арман.
— Мы не против, если их визит оплатите вы, — философски заметил Пахомов, пожав плечами.
— И они не слишком будут мучить малышку, — добавила Лилия.
— Разумеется, — согласился Арман по обоим пунктам.
В кабинет вернулся Карл с полученным факсом. Передал листок клиенту и уселся рядом.
— Вот, смотрите. — Де Анвиль двинул листок к собеседникам напротив.
— Сможете прочесть сами, или пригласим переводчика? — иронично заметил он.
— Я прочту, — тихо пробормотала Лилия.
Пока она изучала документ о признании отцовства, выписанный всего лишь два года назад, в кабинете воцарилась тишина. Через минуту-другую Лилия кивнула.
— Вроде бы так оно и есть. Но откуда я знаю, как должны выглядеть такие бумаги.
— Подлинник привезут завтра из Бордо, — рявкнул Арман.
— Хорошо, — кивнула фрау Цагерт, — но мне все-таки непонятно, почему вы не попросили опекунство у Алисии?
Арман метнул в нее яростным взглядом, как обжег.
— Она его раздает всем, кто попросит, — мило продолжила она, не обращая внимания на реакцию оппонента. — Не смогли дозвониться?
Ирония в голосе соседствовала с ехидством. И сам вопрос мог показаться шутливым и небрежным. Но. Это был тонкий лед, на который опасно ступать. И по реакции Армана, по молнии, пробежавшей в его синих глазах, Лилия догадалась, что именно здесь у этого богатого и лощеного красавца и есть болевая точка.
— Так что? Почему Алисия не дала вам опекунство? — повторила она свой вопрос.
— Она в критическом состоянии, — пробурчал Арман, прекрасно понимая, что информация о состоянии его дочери — не военная тайна Германии или Французской республики.
