"Вероятно, никто из них не думал, что взрыв на даче — злой умысел. Видать, всегда считали несчастным случаем, — мысленно решил Иван и снова вгляделся в сцену допроса. — Что же он делает? — про себя удивился Иван, рассматривая Эдика. — Сам себе срок накручивает. Чистосердечные признания уже тянули лет на пятнадцать".
Никулин с явным удовольствием объяснил, как они с сестрой придумали простой способ поквитаться с врагами. Человек заходил в подъезд, а там уже поджидала Жанна, просившая подсказать, где находится нужная ей квартира. Пока сестра отвлекала, сзади неслышно подкрадывался Эдик. Жертвы вели себя по-разному. Птицына, эта проститутка, пробовала уклониться. И тогда Жанна толкнула ее вниз с лестницы. А Мищеренко даже не понял ничего. Пьяный был в дымину.
Теперь Бессарабу хотелось вскочить и броситься в соседний кабинет, задушить подонка собственными руками. Но он сжал кулаки и громко заявил:
— Прошу отметить, что убитый работал следователем.
Переводчик тут же оповестил комиссара. Тот вскинул брови.
Иван заметил, как Лилькин кавалер что-то спросил у нее. А она коротко буркнула и снова уставилась на Эдика, искренне сожалевшего, что не удалось лично грохнуть Цагерта и Корабельникова.
— Это была священная месть, — заявил Никулин. — Нам многие помогали.
— За что? — пробормотала Лиля одними губами. Но Арман ее услышал.
— Пусть узнают о причине убийств, — обратился он к комиссару. Тот задал вопрос в громкоговоритель. Эдик вздрогнул, а когда вопрос перевели, расхохотался.
— Это был суд. Лжесвидетели и продажный следователь получили по заслугам. Никого на даче в тот день не было. Банда несколько лет воровала на станции из товарных вагонов, их долго поймать не могли. А в тот день, пятнадцатого сентября, убили машиниста. Посадили только убийцу, а остальным удалось выпутаться с помощью взяток и мнимых свидетелей. А все кражи, там на десятки тысяч насчитали убытков, свалили на нашего отца, начальника станции. У него нашли устройство, открывающее вагоны, и все хищения повесили на него. Моего отца, честного человека, назвали вором и посадили. Он в тюрьме умер. А все из-за этих тварей. Одни воровали, другие давали ложные показания.
— Значит, ты мстишь за отца, павшего жертвой системы? — строго осведомился следователь.
— Да. Да, — истерично закричал Эдик, а потом, свернувшись в три погибели, зарыдал.
— Я хотел бы уточнить кое-что, можно? — снова подал голос Иван. Лиля и Витька в немом изумлении уставились на него.
— Как свидетель.
Лиля отвернулась, с опаской ожидая, что он скажет дальше. Больше всего она боялась, что, когда вся правда выплывет наружу, Арман от нее откажется. Графиня де Анвиль не путается с ворами и не обеспечивает им фальшивые алиби. Тем более если вскрыть этот нарыв публично. Она отчетливо вспомнила, как ее допрашивал Мищеренко у Ивана в гостях. И даже рисунок на обоях. Голубые цветочки в маленьких розовых квадратиках. Редкое убожество. Что ж, история повторяется. Иван решил снова поломать ей жизнь и одной фразой расторгнуть помолвку. Только на этот раз нет рядом Иштвана.
Она почувствовала, как напрягся Арман, увидела подозрительную гримасу Пахомова.
"Молчи, до последнего молчи, дура, — велела она себе. — Не вздумай признаться"
— Мы с Лилией были на даче пятнадцатого сентября, — улыбнулся Бессараб ободряюще. — И еще Светку оттуда привезли.
— Точно, — кисло усмехнулась она.
"Ну, что ты скажешь дальше, Иван? Зачем ты явился на мою погибель?" — мысленно спросила его Лиля.
Все выжидательно смотрели на него. И лишь двое приготовились к обвинениям.
— Свидетели не врали, — резко заявил Иван, кивнув головой в сторону Эдика. — Я был в тот день на даче Цагерта. Лиля знакомила меня со своими друзьями. Приезжали еще какие-то люди, но я их не запомнил. — Иван потер лицо ладонью.
— Ленка была. Мы с ней тогда встречались, — оживившись, ввернул Пахомов и громко добавил: — Откуда вообще такая глупость? Сколько лет тогда исполнилось этому мстителю? Десять или восемь?
— Десять, — уточнил комиссар. — А сестре двенадцать. — И снова обратился к Бессарабу: — Так вы утверждаете, что Никулин врет?
— Кто-то ввел его в заблуждение, — отрезал Иван и повторил, как для умственно отсталых: — Я присутствовал на даче Иштвана Цагерта в Рамарском именно пятнадцатого сентября 1988 года и могу это подтвердить даже на детекторе лжи. — Он обвел печальным взглядом собравшихся и добавил: — По делу об убийстве машиниста я не мог дать алиби ребятам, меня призвали в армию.
Переводчик посмотрел уважительно.
— Тут и без детектора все ясно, — отмахнулся комиссар. По эту сторону стекла находились добропорядочные граждане. А с той стороны — явный психопат.
— Откуда вам известно о лжесвидетелях? — задал вопрос следователь.
— Мне бабка говорила, — запальчиво выкрикнул Эдик. — А уже после ее смерти мы тетрадку нашли с фамилиями этих людей.
— Серьезный аргумент, — недобро усмехнувшись, подтвердил следователь.
— Депортируем в Россию при первой возможности, — поморщился комиссар. — Пусть сами разбираются. О его преступлениях на территории Германии не известно. Российская сторона уже готовит материалы. А сестра пойдет как сообщница.
Он не понял, что произошло. Нет, вначале даже обрадовался, когда на кухне объявили, что в зале сама Хлоя де Анвиль, знаменитый ресторанный критик. Эдик любил читать ее статьи, если изредка находил перевод в интернете. С юмором и сарказмом мадам Хлоя разносила в пух и прах известных шефов. И хвалила всегда вполне заслуженно. Это была первая удача — хоть издали увидеть знаменитость. Второй удачей оказался выбор блюда. Хлоя явно симпатизировала шеф-повару, раз заказала его коронное блюдо. Шеф придирчиво осмотрел персонал и назначил ассистентов.
— Ты тоже, — ткнул пальцем в Эдика, посчитавшего этот тычок главным везением в жизни. Но, подойдя вместе со всеми к столу, за которым сидела с компанией Хлоя, Эдуард явно осознал, что Фортуна не просто повернулась к нему спиной. Она от него отказалась.
Справа от мадам де Анвиль находилась какая-то печальная старуха, а вот по левую руку в черном смокинге и белоснежной рубашке торжественно и грозно восседал сам Виктор Николаевич Пахомов. Эдик даже изумился. В каком кошмарном сне привидится такое? Но вот он, злейший враг, смотрит на прекрасную Хлою заинтересованным взглядом и приговаривает на русском:
— Как скажешь, Хлошечка.
Эдик постарался не смотреть в сторону Пахомова, чтобы не нарваться на неприятности. Но почти сразу почувствовал на себе обжигающий взгляд. Он собрался незаметно улизнуть, но незнакомый мрачный мужик тут же сбил его с ног.
— Не рыпайся, Эдик, — прошипел на ухо.
"Что ему могут предъявить, кроме поломанной руки Пахома?" — мысленно спросил сам себя Никулин. — Сейчас полиция быстро образумит Пахомова и его дружка. Это вам, ребята, не Россия. Но когда полицейские выводили его самого и его обидчиков, он заметил в толпе сестру. Жанка обычно заходила к нему, возвращаясь с работы. Но, видимо, ее увидел не только он. Пахомовский дружок резко выхватил сестру из толпы и глумливо заявил:
