— Из-за кобыльего трупа, — почесал затылок участковый.
— Что? — не поняла Света.
— Из-за трупа туриста, найденного на Кобыльем острове, наш участковый вынужден ездить по деревням и опрашивать свидетелей, — перевел Гаранин и, улыбнувшись, уточнил: — Так?
— Ну да, — кивнул Назаров и добавил понуро: — Наша служба и опасна, и трудна…
— А я зачем понадобился? — хмуро осведомился Арсений. — Вроде все бумаги тебе сразу подписал…
— Так на жену твою посмотреть, — не смущаясь объяснил участковый. — Мы всех посторонних проверяем. Мало ли за кем следом наш труп приехал?
— А-а, — протянул Гаранин и поинтересовался ехидно: — Наш это чей?
— Вечно ты, Арсений, — хмыкнул участковый обиженно. — Приказано проверить все поселения на предмет чужаков.
— Так теперь Свету на допрос в Зарецк вызовут?
— Нет, — мотнул головой Назаров. — Она же тут не случайно оказалась, а специально к тебе приехала. И совсем не посторонняя. А наша!
— Ну и на том спасибо, — покивал Гаранин.
— Тут дело такое, — напустил на себя серьезность Назаров. — Проверяем группы туристов, что в эти дни бродили неподалеку, и местных жителей. Из наших никто не опознал, из туристов тоже.
— А кого опрашивали? — невзначай уточнил Арсений.
— Из Питера группа как раз пришла в Крушинино. В гостевом доме Свиридовых остановились. И одна группа из Казахстана — те дальше на Каргополь пошли, только одну ночь в Зарецке переночевали.
— А-а, — хмыкнул Арсений, прижимая к себе Свету. — Значит, и туристы его не знают.
— В том-то и дело, — обеспокоенно бросил Назаров и покосился в сторону Любы, наблюдающей за своими сыновьями и Олеськой, лихо съезжающими с горы на старых санках.
— Давайте чай пить! — закричала она. — У нас сало, вареные яйца и моченые грузди.
— А у нас бутеры с сыром и маслом, — добавил Гаранин. — И чай горячий в термосе.
— Под такую закуску бутылку бы, — размечтался участковый.
— А мы тебе про что? — захохотал Павка. — Сейчас для сугреву усугубим, а потом чайком с бутербродами заглянцуем. Оставайся, Аркадий Васильевич!
— Составлю вам компанию, — согласился тот солидно. — Грех не согреться дорогой.
— Только где расположимся? — непонимающе протянул Павка.
— Да тут рядом с горкой и устроим фуршет, — махнул рукой Арсений, переворачивая волокушу, дно которой оказалось подбито тонким листом алюминия.
Люба расстелила на образовавшемся «столике» потрепанную скатерку и достала из огромных саней, стоявших неподалеку, сумку с провиантом. Лошадка, впряженная в сани и слишком похожая на Звезду, покосилась на хозяйку умным карим глазом, но с места не сдвинулась.
— На, моя хорошая, — проворковала Люба, доставая из кармана сахар и пару конфет.
— Как ее зовут? — поинтересовалась Света, выкладывая из Гаранинского рюкзака бутерброды и термос.
— Луна, — хохотнула Люба.
— Красивое имя, — улыбнулась Света. — Звезда, Луна…
— И мать их Солнце, — добавила Люба. — Они с одного помета. Очень умные лошади.
Света оглядела «стол», ища, чем бы угостить лошадку. Но ее поиски не укрылись от Любы.
— Не корми ее, — предупредила Люба, — эта обжора готова все съесть, прям как пылесос, все схрумкает, до чего дотянется. Лучше детей позвать.
Света разлила по трем чашкам, притаившимся в термосе, огненный черный напиток и каждому из детей вручила чашку и бутерброд.
— Быстро ешьте и идите, — скомандовала Люба, а затем окликнула мужчин.
Застолье вышло недолгим. Да и что там пить на пять человек. Павка с заговорщицким видом вытащил из кармана куртки потертые медицинские пластмассовые мензурки и разлил в них водку. Одну мензурку протянул Свете. Она отказалась.
— Я водку не пью, — искренне повинилась она, про себя подумав, что и при детях не комильфо.
— Это точно твоя жена? — усмехнулся участковый.
— Нет, — скривился Гаранин. — Прибилась тут одна.
Все засмеялись шутке, а Света почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. От обиды, от злости, от беспомощности.
«Не дергайся, Светланка, — словно услышала она родной голос. — Все против твоего возвращения. Неспокойно сейчас. Пусть Сеня мелет что вздумается. Главное пока не высовываться. Пользуйся ситуацией».
— К тебе же все время кто-то прибивается, милый, — невинно вставила она, огладив Арсения по плечу. — Баб прям магнитом тянет. Вот и пришлось приехать, порядок навести.
— Да-а, обломался ты, Дергайкин! — загоготал Павка.
— Все! Послабление режима закончилось, — захихикал Назаров. — Как вы его вообще одного в наши края отпустили?
— Сенечка просился в тишине пожить, — развела руками Светлана. — Подумать! Кто же знал, что он тут так хорошо устроится?
Назаров захохотал, а Арсений, еле сдерживаясь, глянул на него пристально и осведомился ехидно:
— А ты уже все деревни объехал, Аркадий Васильевич? А то гляди, в своей избушке и заночуешь в Назарово. А там небось даже дров нету.
— Пора, пора, — спохватился участковый и, наскоро засунув в рот разлапистый кусок груздя, заторопился к стоявшему поблизости квадроциклу, оседлал его и умчался прочь.
Павка задумчиво глянул ему вслед и пробормотал недовольно:
— И так понятно, зачем турист этот на Кобыльем ошивался. Зачем по деревням мотаться? Пустая трата времени.
— Такой регламент, — пожал плечами Гаранин. — Все версии отрабатывают.
— Версия на самом деле одна, — насупился Павка. — Аркашка важничает и хочет показать, что не зря штаны в кабинете просиживает. Потом отчитаются, что предотвратили попытку взлома и что-нибудь про доблестного Бабая, установившего крепкие замки.
Гаранин ничего не ответил, лишь скривился.
— Вот я и говорю, что пока губернатор меры не примет, можем все потерять…
— Ты еще Министерство культуры всуе припомни, — хмыкнул Арсений и серьезно добавил: — Коли болтать меньше да добросовестно работать, то и сами справимся. И чужаков близко не подпускать…
Свете очень хотелось узнать про тайны Приозерного края, и она уже открыла рот, чтобы осведомиться у Гаранина. Но после такой отповеди передумала. И высвободившись из кольца Гаранинских рук, шагнула к Олеське, пытавшейся бросить снежок за шиворот одному из мальчишек.
— А давайте сделаем снежную бабу, — предложила детям. И попробовала слепить снежный шар. Но снег, рыхлый и пушистый от мороза, рассыпался в руках.
— Тогда ангелы! — провозгласила Света и, упав в снег, принялась энергично водить руками, а потом протянула ладонь Гаранину. Он потянул ее, помогая подняться, и с удивлением уставился на фигуру с крыльями, отпечатавшуюся на снегу. Дети тотчас последовали примеру его «жены». И даже Люба не удержалась и, пропустив для здоровья три мензурочки и тем самым выйдя из образа суровой барыни, плюхнулась в снег. Павка с Гараниным помогли ей встать. А потом принялись рассматривать образовавшиеся фигуры: три маленьких и две взрослых.
