— А чем нам может помочь Джакомо Тровато? — насторожилась Света.
— Ну-у, старичок мечтает лично прицепить на вывеску ресторана четвертую звезду Мишлена, а еще не желает делить наследство поровну. Спит и видит под любым предлогом исключить Исайю и его семейку из завещания.
— Ты думаешь, Хлошечка, что старый пердун пожелает сотрудничать с нами? — с сомнением обронил Витька и с таким обожанием глянул на супругу, что у Гаранина кольнуло сердце.
— Джакомо — бывший мафиозо и до сих пор пользуется уважением в той среде. С другой стороны, ему очень нравился Люсьен, и он даже расплакался, узнав о его гибели. Мы могли бы попробовать. Во всяком случае, нам не придется таскать каштаны из огня. Это сделают другие.
— Ты думаешь, что он сам разберется с собственным внуком?
— Чтобы правда не вылезла наружу, он заодно разберется и с Беренгаром, — веско заметила Хлоя. — Звезда Мишлена и репутация заведения для него важнее ничтожных людишек. И не забывайте, ему уже девяносто лет, он может просто не дождаться, когда на вывеске заблестит еще одна звездочка.
— Ты предложишь ему помощь взамен на информацию? — насупленно осведомился де Анвиль. — Но это же тоже должностное преступление?
— Ах, Арман, — отмахнулась Хлоя. — Ты слишком щепетилен, брат мой. Тем более что заведение Тровато вполне заслуживает долгожданного статуса. Никто не посмеет меня упрекнуть. А разговоры… Так я со всеми рестораторами на дружеской ноге, с одним даже сплю, — Хлоя под Витькин хохот развела руками. — Что же в этом предосудительного?
— Виктор, — устало попросил де Анвиль, — угомони свою жену.
— Это твоя сестра, Арман, — смеясь пожал плечами Пахомов. — Видно, что-то вы не доглядели в воспитании, но я не жалуюсь, — довольно хмыкнул он, получив от жены поспешный поцелуй в
гладковыбритую впалую щеку. — Я так понимаю, что идти к макаронникам мне, — обронил вскользь. — Ты, Хлоя, туда одна не сунешься. Да и мне полезно посмотреть, как правильно на дуршлаг спагетти откидывать. Ну и двое из ларца, одинаковы с лица, вас я тоже попрошу составить нам с женой компанию.
— Естественно, — кивнул за себя и брата Арсений.
— Крестный, а я… — начала Света, но Пахомов строго глянул на неразумное чадо и заметил поморщившись:
— Женщины и дети остаются дома. Все, разговор окончен. Вылетаем завтра.
Расходились поздно, и Арсений решил не ложиться.
— Посплю в самолете, маленькая, — пробурчал он и вышел на балкон. Внизу на Шанз-Элизе кипела ночная жизнь. А вдалеке переливалась огнями Эйфелева башня, прокладывая к Сене сверкающий луч прожектора, разрезающий темноту желтым светом. — Красота, — довольно хмыкнул Арсений, уставившись на главный символ Парижа.
— Французы терпеть не могут башню и как только ни дразнят. Хотя если посмотреть на нее не как на произведение искусства, — протянула Света.
— Не желаю я ни на какую башню смотреть. А хочу только на тебя, — буркнул Гаранин, целуя жену.
— Береги себя, — попросила Света и даже всплакнула у него на плече.
«Ох уж эти гормоны», — мысленно скривился Арсений, а вслух бросил осторожно:
— Я не на войну иду. И Севка рядом, боец невидимого фронта. Прорвемся. Вытащим из пылающего ресторана твоего крестного и тетку.
— Только без спецэффектов, пожалуйста, — пролепетала Света. — Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится.
— Любишь? — довольно улыбнулся он.
— Ага, — кивнула она и, дотянувшись до его уха, прошептала чуть слышно: — Очень люблю, Гаранин.
— Я тебя тоже, — прошептал он. — Хорошо, что ты в поход с Пряшниковыми пошла, а то бы пришлось искать тебя по всему Парижу.
— Арман Лену уволил, — пробормотала Света. — Она тебя оборвала, когда ты звонил из усыпальницы, а счет шел уже на минуты. Отчим назвал такое поведение не лояльным.
— Вероятно, он прав, — пожал плечами Арсений.
— Арман всегда прав, — уныло заметила Света. — Иногда хочется кинуть в него чем-то тяжелым. Но факт остается фактом. Арман всегда прав. Он насядет на правительства Италии и Колумбии, чтобы провели проверку деятельности Исайи Тровато и Хосе Беренгара.
— А где твоя мать с ним познакомилась?
— У адвокатов. Де Анвиль сам их с крестным вызвал. Ему вдруг приспичило принять участие в воспитании собственной внучки. Вот и решил маму с Витькой застращать. А наши ему показали, где раки зимуют. Он сомлел от маминой красоты и начал за ней везде таскаться. Ну и приезжал Тайку проведывать. Борщ у нас ел, пил водку. Потом на диванчике дрых. Так смешно.
— Ничего не понял, — пробухтел Гаранин. — Какая внучка? Где он на диване дрых? В Москве?
— Да нет же, — легко стукнула Арсения по предплечью Света, словно дивясь его непонятливости. — Мы после папиной смерти из России сбежали и жили в Мюнхене у крестного. Он специально для Таечкиной матери дом купил. А ее убили, и тут оказалось, что у нее отец не какой-то там рядовой гражданин Германии, а сам де Анвиль…
— Я всегда думал, что в моей семье все смешалось, как в доме Облонских. А оказывается, у вас круче.
— Ага, — хмыкнула Света, — но мне так хочется, чтобы наши дети жили благополучно и не испытали на себе жестокость взрослого мира.
— Ну-у, в оранжерее растить не станем, а от лишних пустых волнений убережем, — кивнул Арсений и аккуратно накрыл Светкины губы своими. А потом, подхватив на руки, внес в спальню.
Поэтому, когда следующим утром он, сонный, спустился по трапу частного самолета в Палермо, то от яркого солнца щурился, как крот, потягивал пепси-колу из банки и старался не отставать от Пахомовых и Севы, бодрым шагом направлявшихся к поджидавшей у входа машине. Оглянуться по сторонам Арсению не удалось, тем более что глаза все время, куда бы он ни посмотрел, утыкались в огромную гору. А забравшись в лимузин, снова прикрыл веки.
— Ты же в самолете дрых, — тихо хмыкнул Сева, пытаясь не смотреть, как Пахомов сгреб в объятия свою Хлошечку и оглаживает ей коленку.
— Какая разница, где спать? — улыбнулся Арсений, стараясь подремать еще хоть несколько минут, и продрал глаза, когда автомобиль скользил по улицам города, а бойкий водитель ругался со своими собратьями по профессии и пешеходами, перепутавшими проезжую часть и тротуар.
Заведение господина Тровато оказалось закрытым в столь ранний час. Но старый Джакомо, предупрежденный заранее Хлоей, встретил их лично. Маленький старичок доходил Арсению чуть выше локтя, но явно ниже плеча. Весь в морщинах и с папиросой во рту, он показался Гаранину плешивым гномом, бойким и разговорчивым.
Джакомо провел их в отдельный кабинет и устало бросил Хлое:
— Здесь нам не помешают, — и тут же осведомился, озаряя каждого гостя доброй улыбкой: — Что привело вас ко мне?
Хлоя затараторила что-то по-итальянски, махнув рукой сначала на Виктора, видимо, представляла супруга, а потом на братьев Гараниных.
