— Но я надеюсь на твое благородство, Арман, — тяжело вздыхает Эйбенхайм.
— Безусловно, — кивает дед моей жены. — Как благородный человек я вынужден прекратить всяческое общение с твоей конторой. Прости, Карл, но ты и твои родственники вышли из доверия. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит?
— Арман, не поступай так с нами, прошу! — блеет Карл. — Верните украденное, и будем работать как и прежде. Твоими родственницами похищена самая настоящая реликвия нашей семьи. Почти двадцать лет мы не знали о ней… А потом пришла Таис. И мы с Густавом оба опознали нашу…
— Прелесть, — усмехнувшись, перебиваю с интонацией Горлума. — Что хоть украли, милейший?
— Два кусочка оникса с вырубленными на них рунами, — морщится Арман. — В каждой сувенирной лавке по сто штук в каждой корзине.
— Ты ошибаешься, Арман… Это талисман нашей семьи. Переходит от отца к сыну на протяжении последних пятисот лет… Может, вы видели, молодой человек? Такие бледно-желтые парные камушки? — смотрит на меня с надеждой Карл.
— Я видел свою жену, умирающую около бассейна. И никакие блага мира не стоят ее жизни. Убирайтесь, пока я не открутил вам голову, — рычу, сжимая кулаки. По этому старому пню дать один раз, и он развалится.
— Ничего не понимаю, — вздыхаю, глядя на эту старую образину. — Из-за двух кусков оникса вы устроили самый настоящий ад? Похитили Таисию, спалили Астон Мартин в качестве устрашения…
— Кстати, — недовольно замечает тесть, — ущерб от загубленной тачки вам придется возместить. А также выплатить компенсацию за невыносимые страдания моей дочери. Два куска оникса, мать вашу!
Пахомов морщится словно от зубной боли. Сжимает пальцы в кулак. Представляю, что он испытывает сейчас. Как извелся весь, пока мы спасали Тайку. Тесть потирает грудь, словно пытается унять боль. Там, за грудиной. Или собирается вытащить пистолет из наплечной кобуры.
Сумрачный взгляд тестя не проходит незамеченным. Карл набирает побольше воздуха в легкие и принимается объяснять. Но только нам троим кажется, что он несет полный бред.
— Они из набора священных рун. Их всего двадцать четыре. Две пропали. Набор неполный. Соответственно, его стоимость сразу упала вполовину. Но самое ужасное, без этих двух остальные не работают.
— Да мне плевать, — морщусь, распахивая дверь. И в глубине души жалею, что Карл Эйбенхайм — дряхлый старик. Был бы помоложе, я б его сейчас об стену жахнул. Руки чешутся, но трогать старика — себя не уважать.
— Обалдеть, с ума совсем посходили, — рычит тесть, когда я возвращаюсь обратно в комнату.
— Если это действительно древние руны, то эта вещь очень ценная. Все зависит от значения каждой. Но у нас их все равно нет, — раздраженно машет он рукой, — что толку рассуждать? Все закончилось. Естественно, никто не уйдет от ответа. Тем более теперь Таис круглосуточно под надежной охраной.
— Пойду к ней, — улыбаюсь родственникам жены.
— За обедом встретимся, — кивает Арман, и у меня не хватает духу ему возразить.
Возвращаюсь к жене, набрав на кухне всякой всячины. И поставив поднос на кровать, отламываю кусочек круассана и, обмакнув его в творожный мусс, протягиваю жене.
— У меня две новости, малышка, — заявляю, твердо решив не рассказывать Тайке об истинной причине ее напастей. Какие-то ублюдки устроили охоту на пустом месте. С ума сойти можно!
— Плохая и хорошая? — хитро улыбнувшись, спрашивает Тайка. Инстинктивно слизывает с губы белую пенку, а я чувствую, как слетаю с катушек. Так бы схватил жену и всю бы облизал…
— Типа того, — смеюсь, еле сдерживаясь. Вот зачем я натащил столько еды? Отставить бы поднос в сторону, уложить жену на подушки…
— И какие же? Начни с хорошей, муж…
Муж!
От Тайкиного обращения окончательно сносит крышу. Моя любимая принадлежит только мне. Одному! Вот такой я собственник!
— Завтра в Мюнхен лететь не придется. Все закончилось, девочка.
— А плохая?
— Нам не удалось отвертеться от обеда с твоей родней.
— Они тебя полюбили, Севочка, — гладит меня по голове жена. — Особенно папа и дедушка. Ты теперь их любимчик.
— Не-а, — шепчу, вкладывая в ротик любимой спелую ягодку клубники, — у нас всех один любимчик — маленький рыжий котенок, умеющий пробираться под кожу.
Эпилог
Шарлен
— Глядите! Они снова целуются! — восторженно тянет Мадлен, моя самая младшая сестра.
Улыбаясь, выглядываю в окно. Внизу на широкой террасе идет праздничный обед в честь свадьбы Таис.
Что-то торжественно вещает Арман. И новоявленные молодожены снова целуются под общий смех.
Сюда, в одну из восьми башенок, расположенных по всему периметру замка, долетают лишь отдельные звуки.
Но эту башню, находящуюся около главного входа, мы с сестрами давно избрали своим наблюдательным пунктом. Нам нравится приходить сюда, когда никто не видит. Сидеть в большой круглой комнате, наблюдать за происходящим в замке и делиться секретами.
Отсюда хорошо просматривается местность. Видны крыльцо и часть сада с фонтанами. А еще открывается отличный боковой вид на покои синьора, которые Арман широким жестом отдал Таис и ее мужу. Это роскошный подарок. Ведь каждому обитателю замка известен непреложный факт. «Покои синьора» — лучшее место в замке. Три больших светлых комнаты. В одной камин с чудесными изразцами, а в двух других — выход на широкую украшенную балюстрадой и статуями террасу.
Именно там сейчас идет празднование. Накрыт большой длинный стол. Нас с сестрами до сих пор считают детьми, поэтому и не зовут. Да и что там делать среди олдов? Терпеть не могу эти посиделки.
— Смотрите! — охает Элен, моя средняя сестра. — Арман целует Лили, а папа — маму!
— Фуу, они же старые, — дует губы Мад. — Интереснее, когда Таис со своим мужем.
— Ты ничего не понимаешь, — заявляю авторитетно. — Это настоящая любовь! Я себе такую загадала!
Раскрываю ладошку, в которой сжимала два маленьких камешка. «Печеньки». Мы с сестрами выкрали их из комнаты Таис за несколько минут до тотального обыска. Прислуга под неусыпным контролем Армана перетрусила тогда всю Тайкину комнату. И наши камешки точно бы затерялись в этом хламовнике.
— Дай мне, — требовательно просит Мадлен. — Я тоже хочу!
— Подожди, они должны остыть, — недовольно бурчу я, с неохотой расставаясь с теплыми «печеньками». Выкладываю оба камешка на мраморную поверхность подоконника. Трогаю косые зазубрины. И накрыв «печеньки» ладонью, говорю им спасибо. Теперь черед Мадлен загадывать желание. На подоконнике камешки остаются не дольше минуты. Сестра, жадно сграбастав «печеньки», зажимает их в кулаке.
— Что ты там загадала, маленькая дурочка? — снисходительно интересуется Элен.
