Вол’джин пригляделся. Все еще намного слабее и куда более хрупкий, чем мог раньше представить тролль, внутри человек был сделан из стали, и эта сталь поможет ему восстановиться. Отчасти Вол’джин ненавидел его за это, понимая, что данная черта присуща многим людям. Это беда для троллей. И все же, одновременно, он восхищался Тиратаном из-за силы духа, требующейся для такой борьбы со смертью.
Тролль поднял взгляд на настоятеля Тажаня Чжу.
– Что-то от меня сбежало. Я не смог поймать всё.
– Этого оказалось достаточно, – торжественно кивнул монах-пандарен. – И пока что должно хватить.
8
Буря прекратилась вместе с лихорадкой Тиратана, наведя Чэня на мысль, что эта погода была в чем-то сверхъестественной по своей сути. Мысль казалась зловещей, но не задержалась надолго. Она не нашла опоры в сердце, ибо еще падала последняя снежинка, а Чэнь уже видел признаки того, что снежные лилии вырвутся к солнечному свету из-под морозного полога. Не может быть, чтобы нечто поистине злое это допустило.
Тажань Чжу не стал выносить собственного вердикта о происхождении бури, но отрядил монахов на юг, запад и восток, чтобы оценить ущерб. Чэнь вызвался добровольцем в третий отряд, поскольку в этом случае мог бы попасть к Храму Белого Тигра. Там он сможет повидать племянницу и узнать, как она поживает. Тажань Чжу позволил ему отправиться и пообещал, что Тиратану в его отсутствие обеспечат наилучший уход.
Чэнь был рад оставить монастырь – путешествия подпитывали его жажду странствий. Хмелевар не сомневался, что большинство монахов объясняли его готовность спуститься с горы только этим. Эта мысль укладывалась в их мировоззрение и представление о том, что обитатели Шэнь-Цзынь Су по своей натуре разбалансированы и больше склоняются к Хоцзиню.
Чэнь не стал бы спорить, что любит путешествовать и исследовать новые места. У иных так и чешутся ноги, чтобы отправиться в путь – из-за страха застрять на одном месте. Но не у Чэня. Он повернулся к своей спутнице и улыбнулся.
– Мне просто кажется, что каждый раз, когда я иду дальше, то освобождаю место для отдыха и наслаждения кому-то другому.
Ялия Мудрый Шепот удостоила его озадаченным выражением лица, не лишенным, однако, веселости.
– Мастер Буйный Портер, у нас опять разговор, в первой половине которого я не участвовала?
– Мои извинения, сестра. Иногда мысли носятся в голове и просто выпадают наружу, как кубики дзихуи. Никогда не знаешь, какой гранью, – Хмелевар указал на монастырь, скрывшийся за пеленой туч. – Мне очень даже нравится монастырь.
– Но вы бы не смогли остаться в нем навсегда?
– Нет, не думаю, – Чэнь нахмурился. – Мы уже вели этот разговор?
Она покачала головой.
– Порою вы, мастер Буйный Портер, замираете, пока подметаете или смотрите, как человек уходит на свою тропу вверх по горе, и словно теряетесь. Вы смотрите в какие-то дали – прямо как когда готовите напиток.
– Вы это заметили? – сердце Чэня забилось быстрее. – Вы за мной наблюдаете?
– Трудно не обратить внимания, когда в ком-то так ярко сияет любовь к новым начинаниям. – Взгляд пандаренки искоса задержался на нем, и к взгляду присоединилась улыбка. – Хотите знать, что я вижу, когда вы работаете?
– Для меня честь услышать ваши мысли.
– Вы становитесь линзой, мастер Буйный Портер. Вы знакомы с миром – миром за пределами Пандарии – и вы фокусируете свои знания на деле. Взять, например, напиток выздоровления, который вы сварили для тролля. Есть пандарены-хмелевары, которые бы провели варку с тем же мастерством. Возможно, и с бо́льшим. Однако нехватка опыта привела бы их к неудаче – они не знают, чего добавить в напиток, чтобы оздоровить тролля, – она опустила взгляд. – Боюсь, я выражаюсь непонятно.
– Нет, я понимаю, благодарю, – Чэнь улыбнулся. – Всегда поучительно увидеть себя чужими глазами. Вы, конечно, правы. Просто я никогда не считал это фокусировкой. Для меня это развлечение, мой подарок другим. Когда я заварил чай для вас и настоятеля Тажаня Чжу, я хотел показать свою признательность и поделиться частичкой себя. По вашим словам, выходит, я делился частичкой мира.
– Это так. Благодарю, – монахиня кивнула, пока они медленно спускались в долину, окруженную лоскутным одеялом далеких деревень и возделанных полей. – Это ваше замечание намекает на иной мотив для путешествия, нежели погоня за черепахой или желание повидаться с племянницей. Я права?
– Да, – Чэнь наморщил лоб. – Сумей я его определить, я бы не бежал от него. Я и сейчас не бегу по-настоящему. Мне просто нужна…
– …другая точка зрения.
– Точно, – он быстро кивнул с удовольствием от того, что она сняла слово у него с языка. – Я присматривал за физическим восстановлением Вол’джина и Тиратана Кхорта. Они выздоравливают. По крайней мере, телом. Но у каждого остались раны. Я не вижу…
Ялия обернулась и положила лапу ему на плечо.
– Не ваша вина, что вы не видите. Что бы эти двое ни прятали, они прячут это умело. И даже если бы вы увидели, то не смогли бы показать им. В этом исцелении можно только поддерживать, а не заставлять, и иногда целителю бывает больно ждать.
– Вы говорите по своему опыту? – Чэнь перескочил небольшой ручей, и Ялия стремительно пробралась по камням следом.
– По опыту, да. Очень редкому. Большинство наших послушников отбирают после череды испытаний, но так бывает не всегда. Вы знаете, мастер Буйный Портер, как отбирают других детенышей – самых особенных?
Хмелевар покачал головой:
– Никогда об этом не задумывался.
– Легенда гласит, что некоторым детенышам не уготовано пройти испытание Красных Лепестков. Их судьба решается совсем иначе. – Пока она говорила, ее взгляд устремился в даль, а мягкий голос стал еще мягче. – Некоторые говорят, эти детеныши, мудрые не по годам, являются младенцами по облику, но старцами по духу. Им помогают добрые путники, и легенды считают, что эти путники – сами боги. Таких детенышей принимает настоятель Шадо-пана. Их называют Ведомыми Детенышами.
Я была одной из них. Моя родная деревня Цзоучин находится на северном побережье. Мой отец был рыбаком. Ему принадлежала собственная лодка, и жил он богато. В нашей деревне было много гордых семей. Пока я росла, осознала, что меня отдадут замуж за сына другого рыбака. Трудность была в том, что кандидата было два, и каждый на полдесятка лет старше меня. Выбор обеспечил бы богатство семье, и надо было быстро решить, на ком остановиться.
Ялия бросила на него быстрый взгляд.
– Вы должны понять, мастер Буйный Портер, что я знала, как устроен мир. Знала, что я трофей, и такова будет моя роль в жизни. Возможно, будь я постарше, то воспротивилась бы тому, что меня превращают в вещь. Но, в сравнении с тем, что я увидела дальше, это стало неважно.
