В Цзоучине, угнездившемся между утесами и морем, они нашли Ли Ли за тяжелой работой посреди деревни. Буря утопила одну лодку, обрушила несколько домов и сорвала пирс с опор. Ли Ли вызвалась помогать, и, когда они прибыли, руководила командой спасателей и рявкала приказы плотникам, чтобы те ускорили работы по восстановлению домов.
Чэнь поймал Ли Ли в объятья и раскрутил, будто она все еще была детенышем. Она взвизгнула, но в этот раз недовольно – из-за попранного достоинства. Он поставил ее на землю, затем поклонился низко и уважительно. При виде этого жеста цокающие языки поутихли, хотя, когда она ответила на поклон чуть ниже и выдержала его на секунду дольше, это снова вызвало в народе неодобрение.
– Сестра Ялия Мудрый Шепот пришла со мной из монастыря, – представил свою спутницу племяннице Чэнь.
Ли Ли подняла бровь.
– Спорю, путешествие выдалось долгим. Как вы всю дорогу удерживали его от таверн и от пива?
Ялия улыбнулась.
– Мы ускорили шаг, потому что гнались за историями о «дикой собаке» Ли Ли и ее похождениях.
Ли Ли широко улыбнулась и ткнула локтем дяде под ребра.
– А она за словом в карман не лезет, дядя Чэнь, – девчонка почесала подбородок. – Мудрый Шепот? Здесь есть семья Мудрый Цветок – почти то же имя. Они легко отделались, только шишки да царапины.
– Рада это узнать, Ли Ли, – Ялия уважительно поклонилась. – Если будет время, я бы нанесла им визит. Наши имена и впрямь так схожи.
– Уверена, они подивятся совпадению, – Ли Ли оглядела деревню. – Тогда я вернусь к работе. Уверена, на воде селяне действуют мастерски, но на суше их приходится подгонять.
Ли Ли снова обняла дядю, затем побежала обратно к рабочим бригадам – чьи темпы ускорялись с каждым ее шагом.
Чэнь склонил голову.
– Вас здесь не было с тех пор, как вы вступили в монастырь, и Тажань Чжу сменил вам имя. Ваша семья знает, что вы живы?
Ялия покачала головой.
– Некоторые из нас «дикие собаки» от рождения, мастер Чэнь. Другие – по своему выбору. Это и к лучшему.
Чэнь кивнул и вернул ей кошель с «сердечным покоем».
9
Вол’джина удивило, что Тиратан уже поднялся с постели, когда тролль прибыл с фигурами и доской для дзихуи. Человек добрался до окна и прислонился к нему, прямо как когда-то сам Вол’джин. Тролль отметил, что трость охотника осталась у изножья кровати.
Тиратан оглянулся через плечо.
– Уже и не замечаю признаков бури. Говорят, никогда не видишь стрелу, которая тебя убьет. Я не видел этой бури. Совсем.
– Тажань Чжу сказал, такие бури необычны. Но не редки, – Вол’джин поставил доску на прикроватный столик. – И чем позже приходят, тем свирепее.
Человек кивнул:
– Ничего не вижу, но все еще чувствую. В воздухе разлита прохлада.
– Не стоит ходить босиком.
– Как и тебе, – обернулся Тиратан, слегка неустойчиво, затем облокотился на оконную раму. – Ты решил привыкнуть к холоду. Стоишь до рассвета в снегу на южной стороне – в снегу, что в течение дня укрыт тенью. Достойно уважения, но глупо. Не рекомендую.
Вол’джин фыркнул.
– Звать тролля глупым? Неблагоразумно.
– Надеюсь, ты научишься на моих ошибках. – Человек оторвался от стены и поплелся к кровати. Хромота почти пропала, несмотря на его слабость. Вол’джин повернулся к Тиратану, но не спешил помогать. Тот улыбнулся, ухватился за изножье кровати, чтобы передохнуть. Это тоже входило в игру, которую они вели.
Человек опустился на край кровати.
– Ты опоздал. На тебя переложили мои дела по монастырю?
– Это на пользу моему восстановлению, – отмахнулся Вол’джин, подтаскивая столик, а затем принося стул.
– А теперь ты пришел присмотреть за мной.
Вол’джин вскинул голову.
– Троллям известно чувство долга.
Тиратан рассмеялся.
– Я знаю достаточно троллей, чтобы это понимать.
Вол’джин выровнял доску на столе.
– Знаешь?
– Помнишь, как ты заметил мой тролльский акцент? Ты сказал – Тернистая долина.
– Ты пропустил это. Будто не слышал.
– Я предпочел не отвечать, – Тиратан принял стакан, высыпал черные фигуры и расставил по шесть. – Хочешь знать, как я научился?
Вол’джин пожал плечами – не потому, что не хотел знать, а потому, что понимал: человек расскажет в любом случае.
– Ты прав. Тернистая долина. Я нашел тролля и очень хорошо платил ему на протяжении года. Он сказал себе, что послужит моим проводником. Свои обязанности он выполнял умело. Я перенимал от него язык – сперва без его ведома, потом – в разговорах. У меня есть способности.
– В это я верю.
– Следы – это тоже язык. Я выслеживал его. Каждый день возвращался на пятачок земли, чтобы наблюдать, как пропадают следы. В жаркий сезон, после дождя. Я выучил язык, который говорил, как давно прошел тролль, как быстро, какой в нем был рост.
– А потом ты его убил?
Тиратан собрал черные войска обратно в стакан.
– Не его. Я убивал других троллей.
– Я тебя не боюсь.
– Я знаю. И я убивал мужчин – как и ты. – Человек поставил стакан на стол. – Этот тролль – он называл себя Керен’дал – молился. Так я думал, и я об этом упомянул. Он ответил, что разговаривает с духами… забыл, как он их назвал.
Вол’джин покачал головой:
– Ты не забыл. Он тебе не говорил. Секреты есть секреты.
– Временами он очень раздражался, прямо как ты. Временами он говорил с ними, но не получал ответа.
– Отвечает ли тебе твой Священный Свет, отродье людей?
– Я давно перестал в него верить.
– Потому он тебя и покинул.
Тиратан рассмеялся.
– Я знаю, почему я покинут. По той же причине, что и ты.
Вол’джин удержал на лице маску безразличия, но знал, что выдал себя самим этим действием. С тех пор, как он прошел по воспоминаниям Тиратана, с тех пор, как повидал мир глазами человека, лоа стали далеки и молчаливы. Казалось, будто буря, бушевавшая вокруг монастыря, все еще бушевала в мире духов. Он видел Бвонсамди, Хир’ика и Ширваллу, но только в виде тусклых серых силуэтов, исчезавших под волнами белизны.
Вол’джин все еще верил в лоа, в их предводительство и дары, в необходимость поклонения им. Он был темным охотником. Он мог читать следы с той же легкостью, что и Тиратан, и с той же легкостью мог общаться с лоа. И все же, в буре следы замело, а вихрящиеся ветры унесли слова.
