– Так вернемся же в очередной наш дом и насладимся этим покоем.
Только когда Ялия сказала свое слово «за», Тажань Чжу согласился разрешить Чэню поделиться его новым напитком с избранными монахами. Ялии среди них не было – Тажань Чжу отобрал пятерых старейшин. То ли настоятель считал, что все обратится в пьяный дебош, то ли просто думал, что именно эти монахи сумеют по достоинству оценить полученные ими новые впечатления. Хмелевар поставил бы скорее на первое.
Вол’джин и Тиратан тоже присоединились к компании, хотя и пришли по отдельности. Чэнь не мог не отметить напряженность и формальность отношений между ними. Возможно, эмоциональный разрыв был не таким уж большим, но, в сравнении с его близостью с Ялией, эти двое казались расходящимися друг от друга континентами.
Чэнь налил каждому гостю скромную порцию.
– Прошу, поймите, это не финальная формула. Я смешал вместе многое, включая часть весеннего пива, которое сварил уже довольно давно и забыл на складе. Я не скажу вам, какого действия добивался. Чего я желаю от вас – знать не только, каково оно на вкус, но и каково по ощущениям. Пробуйте и нюхайте, и это пробудит воспоминания.
Он поднял собственную чашку.
– За дом и друзей. – Пандарен склонил голову сперва перед Тажанем Чжу, потом перед Вол’джином, а затем перед всеми остальными за столом по порядку. Они выпили как один, кроме Тажаня Чжу.
Чэнь покатал напиток на языке. Он легко уловил вкус ягод и оттенки сердечного покоя, но остальные ингредиенты смешались во что-то со сладким и чуть острым – едва-едва – вкусом. Он проглотил, наслаждаясь шероховатостью напитка в горле, затем поставил чашку.
– Это напоминает мне о времени, проведенном в стране за туманом, когда я оказался гостем на ужине трех хищных огров. Они спорили друг с дружкой, на что я больше всего похож по вкусу. Один сказал, что на кролика, раз я пестрый расцветкой, и я сказал: «Тепло». Другой предположил, что на медведя, по очевидным причинам, и я сказал: «Тоже тепло». А третий сказал, что на ворону – у него была странная вмятина в черепе, – и тогда я сказал: «И это тоже тепло». После чего они заспорили.
Монах улыбнулся.
– И вы получили шанс на побег.
– Очень тепло, – ухмыльнулся Чэнь и отпил еще пива. – Я предложил уладить спор соревнованием с призом. Я сказал им поймать кролика, медведя и ворону, приготовить каждого, чтобы у них имелся вкус для сравнения, на что я действительно похож. А сам предложил сварить что-нибудь для каждого мяса, а потом сварить то, что больше всего подойдет ко мне. И они отправились на охоту, каждый за своей дичью. Потом ее приготовили, а я варил напитки. Затем они поели. А я справился, какой напиток лучше идет к какому мясу, после чего они опять заспорили. Тогда они обменялись мясом и напитками. А я, оставшись единственным трезвым после ночного пиршества, наутро отбыл. Эта кружка мне напомнила о свободе, которую я почувствовал на заре.
Монахи рассмеялись и зааплодировали – хихикал только Тиратан. Лишь Тажаня Чжу и Вол’джина не тронула история. Но тролль отпил, кивнул и поставил чашку.
– Это напоминает мне о покое, который можно изведать, сокрушив врагов. С ними умрут их мечты, оставив твое будущее чистым, как утро после дождя. В его свежести слышатся отголоски хруста их костей. Его сладость – удовольствие от их предсмертных вздохов. И тогда я тоже пробую свободу на вкус.
От сравнения тролля все притихли, а монахи – широко раскрыли глаза. Тиратан выпил и улыбнулся.
– Для меня это осень, когда листья алеют и золотятся. Это сбор последнего урожая. Поиск последних ягод, когда все работают, чтобы заготовить припасы на грядущую зиму. Это время единства и радости перед неопределенностью зимы – и все же, со знанием, что тяжелый труд будет вознагражден. Так что для меня это тоже свобода.
Чэнь кивнул.
– Да, вы оба обрели свободу. Хорошо, – он посмотрел на Тажаня Чжу, сидевшего с нетронутой чашкой. – А вы, господин Тажань Чжу?
Самый старый монах из собравшихся посмотрел в кружку, потом поднял – аккуратно, обеими лапами. Принюхался, затем отпил. Снова принюхался, затем отпил еще и поставил чашку обратно.
– Для меня это не воспоминание. Это картина настоящего. Положения вещей в мире, – он медленно склонил голову. – И свободы – для разнообразия. Это предвестие грядущих перемен. Возможно, сокрушенных врагов. Скорее всего, будущей зимы. Но так, как вы никогда не сварите снова этот же самый напиток, так и мир никогда больше не познает этого времени – или же, увы, этого покоя.
12
С горечью, оставшейся на языке после угощения Чэня, Вол’джин вышел из комнаты и отправился прочь из монастыря. Реплика Тажаня Чжу задержалась в мыслях и вошла в резонанс с историей Тиратана о человеческом времени сбора урожая. Осень – время, когда мир умирает, когда смерть – черта между старым и новым, еще одно определение для перемен. Такие циклы напоминали о возможности обновления, и существа, осознающие себя в течение времени, часто выбирали сезон или любую другую произвольную хронологическую точку, чтобы отчеркнуть конец или ознаменовать начало.
«Конец чего? Начало чего?»
Он не лгал, когда поделился чувствами и воспоминаниями, вызванными напитком Чэня – хотя и понимал, что они были грубыми и противоречили тому, чего ожидал пандарен-хмелевар. Но таковы были воспоминания тролля, и не стоило называть их плохими лишь потому, что они не походили на воспоминания пандарена. Любой тролль почувствовал бы то же, ибо такова натура тролля.
«Тролли – хозяева мира».
Вол’джина охватила дрожь, когда он поднимался вверх по склону горы, направляясь на север. Ступни замерзли от ходьбы по снегу, и тролль присел в тени. Он упивался холодом, желая закалиться им, но тот лишь напомнил о могильном хладе. Тролли были хозяевами мира слишком давно.
Его отец, Сен’джин, смотрел на других троллей и видел блажь их желания – снова восстать и править. Эти тролли желали подчинить мир своей воле. Они хотели покорить всё и вся. Но зачем?
Чтобы ощутить свободу, о которой напоминал напиток Чэня?
Вол’джина моментально, проблеском, посетило прозрение, что, должно быть, посещало и отца, но тот им не делился. Если цель – ощутить эту свободу, то весь вопрос – единственно ли через завоевания идет путь к ней? Свобода от страха, от желаний, свобода видеть будущее – ведь ничего из этого не требует смерти врагов. Может потребовать гибели некоторых, но все же смерть врагов – не та жертва, что обеспечит желаемое.
Тролль вспомнил тауренов на Громовом Утесе. Они жили там в относительном мире и изоляции. Хотя многие вступали в конфликты и сражались на стороне Орды, их к этому как будто никто не принуждал. Они делали так, потому что это правильно и почетно, чтобы помочь соратникам в борьбе с Альянсом, а не потому, что таким образом почитали какие-то традиции тысячелетней давности.
