Она помолчала, наморщив личико. Чэнь смотрел на быстрое движение ее глаз и понимал, что Ли Ли прикидывает все в уме и проверяет логику его слов.
– Ладно, да, дядя Чэнь. Спасибо.
Чэнь рассмеялся и закинул ей руку на плечо.
– Утомительная это работа – иметь дело с детенышами.
– Это верно.
– Конечно, мне-то самому приходилось иметь дело только с одним, но и с ней был забот полон рот.
Ли Ли ткнула его локтем под ребра.
– И был, и есть.
– И я не мог бы гордиться ею больше, чем уже горжусь.
– Мог бы, – племянница вывернулась у него из-под руки. – Ты разочарован, что я не попросилась работать с тобой в хмелеварне?
– Откуда эти мысли в твоей голове?
Она неловко пожала плечами и бросила взгляд в сторону долины Четырех Ветров, где стояла хмелеварня Буйного Портера.
– Когда ты там, ты счастлив. Я это вижу. Ты так ее любишь.
Чэнь хитро улыбнулся.
– Люблю. А хочешь знать, почему я не попросил тебя прекратить путешествия и присоединиться там ко мне?
Лицо Ли Ли просветлело.
– Да, хочу.
– А потому, дражайшая моя племянница, что мне нужен партнер, который все еще странствует по миру. Если мне понадобится дуротарский мох из недр пещер, кто его принесет? Да по хорошей цене? Хмелеварня означает ответственность. Я не могу покидать ее на месяц или год. Значит, мне нужен тот, кому можно доверять. Тот, кто однажды может вернуться и принять мое дело.
– Но я не гожусь в такие хмелевары.
Чэнь отмахнулся от возражения.
– Оседлых хмелеваров всегда можно нанять. Но только Буйный Портер может управлять хмелеварней. Впрочем, может, я найму хмелевара посимпатичнее, и ты выйдешь за него замуж, и…
– …и мои детеныши унаследуют дело? – Ли Ли покачала головой. – В следующий раз, когда я тебя увижу, у тебя самого уже будет выводок, не сомневаюсь.
– Но я всегда буду рад видеть тебя, Ли Ли. Всегда.
Чэнь думал, что она его обнимет, и с удовольствием бы ответил взаимностью, если бы не две вещи. Во-первых, наблюдали сестры, а им становилось неудобно от публичного выражения чувств. Во-вторых – что было важнее, – прямо через их огород примчался завывающий Кенг-на с выпученными глазами.
– Мастер Чэнь, мастер Чэнь, там монстр в реке! Большой монстр! Весь синий, с рыжими волосами и страшно ранен. Он цепляется за берег. У него есть когти!
– Ли Ли, собери детенышей. Держи их подальше от воды. Не ходи за мной.
Она уставилась на него.
– Но что, если?..
– Если понадобится твоя помощь, я крикну. Живо, иди, – пандарен глянул на сестер. – Похоже, дело идет к буре. Лучше зайдите в дом. И заприте дверь.
Они несколько мгновений смотрели на него с вызовом, но не произнесли ни слова. Чэнь побежал, срезав путь через огород и сориентировавшись по деревянному ведру, брошенному Кенг-на. Проследить путь мальчишки по примятой траве к речному берегу было несложно, и Чэнь уже почти спустился, когда увидел монстра…
И мгновенно его узнал. Тролль!
Кенг-на был прав: тролля крепко зацепили. Его одежда висела лохмотьями, и кожа под ней выглядела не очень хорошо. Тролль наполовину выполз из реки; лапы с когтями и бивень, воткнувшийся в глину, – вот и все, что его удерживало.
Чэнь припал на колено и перевернул тролля на спину.
– Вол’джин!
Чэнь уставился на тролля и на его растерзанное горло. Если бы не хрип дыхания через дыру в глотке и не кроваво-красная струйка, бегущая из ран, пандарен бы уже решил, что его друг мертв.
«И он все еще может умереть».
Чэнь схватил Вол’джина за руки и вытянул из реки. Это было непросто. Выше по берегу раздался шорох, и затем слева от Вол’джина появилась Ли Ли, помогая дяде.
Глаза пандаренов встретились.
– Мне послышалось, что ты звал.
– Может, и да, – Чэнь наклонился к земле, затем поднял тролля на руки. – Мой друг Вол’джин тяжело ранен. Может, отравлен. Не знаю, что он здесь делает. Не знаю, выживет ли он.
– Это Вол’джин из твоих историй? – Ли Ли широко раскрытыми глазами уставилась на изувеченное создание. – Что будешь делать?
– Сделаю все, что смогу, чтобы помочь ему здесь, – Чэнь поднял взгляд на вершину Кунь-Лай и построенный на ней монастырь Шадо-пан. – Затем, видимо, отведу туда и узнаю, не найдется ли у монахов места для очередной моей находки.
2
Вол’джин, темный охотник из племени Черное Копье, не был способен придумать кошмара страшнее: он не мог пошевелиться. Ни единым мускулом, даже глаз открыть не мог. Руки и ноги словно одеревенели. Что бы их ни связало, оно оказалось тяжелее корабельного троса и крепче стальной цепи. Было больно дышать, особенно глубоко. Вол’джин бы и рад был бросить попытки вдохнуть поглубже, но боль и изнуряющий страх, что он может перестать дышать вообще, заставляли пробовать снова и снова. Пока он страшится не дышать, он жив.
«Вот только жив ли?»
Пока что, сынок, пока что.
Вол’джин мгновенно узнал голос отца, и тут же понял, что слышал его не ушами. Он попытался повернуть голову в направлении, откуда будто бы донеслись слова. Не смог, но его сознание сместилось. Вол’джин увидел своего отца, Сен’джина – он не отставал от сына, но шел, не переступая ногами. Они оба двигались, хотя Вол’джин не знал, как или куда.
«Если я не мертв, значит, я жив».
С другой стороны – слева от него – донесся другой голос, сильный и низкий:
Это решение все еще висит на волоске, Вол’джин.
Тролль с усилием переключил свое сознание, чтобы посмотреть в сторону этого голоса. Его изучала безжалостным взглядом устрашающая фигура – в общем и целом тролль, но с лицом, показавшимся Вол’джину маской раш’ка. Бвонсамди – лоа, служивший для троллей стражем мертвых, – медленно покачал головой:
Что мне делать с тобой, Вол’джин? Вы, Черное Копье, не даруете мне подношений, как положено. И все же я помог освободить вашу родину от Залазана. А теперь ты цепляешься за жизнь, а должен отдаться на мое попечение. Я что, плохо к тебе относился? Недостоин твоего поклонения?
Вол’джин отчаянно жалел, что не может стиснуть ладони в кулаки – они оставались слабым и вялым окончанием его мертвых рук.
Есть кое-что, что я должен сделать.
Лоа рассмеялся, и смех его обжег душу Вол’джина.
Только послушай своего сына, Сен’джин. Скажи я ему, что его время пришло, он бы мне ответил, что его потребности первостепенны. Как ты вырастил столь непокорного отпрыска?
