«Я надеюсь».
Каждый из семерых готовился к походу по-своему. Тиратан исследовал монастырскую оружейную, выбирал лучшие стрелы, ломал их и собирал обратно на свой лад. Он красил их древки ярко-красным, а оперение синим – в честь «красных» и «синих» монахов, как он сам говорил. На вопрос же о том, зачем он натер наконечники сажей, ответил, что это – в честь черных сердец зандаларов.
Чэнь занялся припасами. Монахам, которые не имели опыта в войнах, подобных той, что сулило вторжение зандаларов, его занятие могло показаться легкомысленным, однако Вол’джин понимал, что его друг преследует не одну цель. Запасти достаточно еды, воды и бинтов крайне важно для успеха миссии, но кроме того это еще и способ Чэня позаботиться об остальных. Неважно, что ему приходилось видеть или делать на войне, Чэнь не изменял своей сущности, и Вол’джин был ему за это благодарен.
Тажань Чжу приблизился к зубцу стены, у которого тролль сидел, водя точильным камнем по изогнутому лезвию одного из клинков своей глефы.
– Так ты ее острее не сделаешь. Она уже способна отделить день от ночи.
Вол’джин поднял лезвие и посмотрел, как солнечный свет играет на острие.
– Подготовка бойца, что владеет ею, требует больше времени, чем у нас есть.
– Я думаю, он уже достаточно подготовлен, – старый монах обернулся к югу, где сгрудились облака, окруженные горными вершинами. – В те времена, когда пал последний император могу, монахи возглавили восстание. Сомневаюсь, что они тогда видели в монахах Шадо-пана своих наследников, а мы, возможно, не видим в них источника вдохновения. Мы излишне благоговеем перед легендами о них, а они хотели бы от нас большего. – Настоятель нахмурился. – Во время того восстания рядом с ними сражались не только пандарены. Цзинь-юй, хозены и даже груммели присоединились. Может статься, хоть Хранители наследия никогда об этом и не упоминали, даже люди и тролли дрались бок о бок с пандаренами.
Тролль улыбнулся.
– Маловероятно. Люди тогда были слишком дикими. А зандалары скорее видели своими союзниками могу.
– Но всегда, у любого народа есть исключения.
– Вы имеете в виду безумцев и предателей.
– Суть в том, что наша борьба за свободу – это то, что было бы понятно тебе тогда, и понятно сейчас, – Тажань Чжу встряхнул головой. – Та война и то, что ей предшествовало, времена нашего рабства, были ужасны, они оставили шрамы на наших душах. Возможно, эти раны могут только мучить нас, но никогда не заживут.
Вол’джин взмахнул клинком и провел точильным камнем по второму искривленному лезвию.
– Гнойные раны, что нужно иссекать и вычищать.
– Желая забыть этот кошмар, мы могли бы утратить знание. Знание не о том, как делать те или иные вещи, а о том, зачем их делать, – старый пандарен кивнул. – Твое присутствие здесь и твои действия во многом помогли мне это осознать.
Мурашки пробежали по спине Вол’джина.
– Я рад, но в то же время опечален. Я достаточно повидал войну и не люблю ее. Не как те, кто живет войной.
– Как этот человек?
– Нет, даже не как он. Он хороший воин. Если бы ему была нужна война, он бы давно ушел, – Вол’джин прищурился. – Есть одна вещь, которая роднит меня с ним. Готовность брать на себя ответственность, которую другие не возьмут. То же самое можно сказать и про Шадо-пан. И вы теперь знаете, почему это важно.
– Да, – пандарен кивнул. – Что до нашего разговора, то я отправил гонцов к цзинь-юй и хозенам. Надеюсь, они будут на нашей стороне.
– Груммели, кажется, готовы помочь.
Вокруг Чэня столпилась небольшая кучка крохотных длинноруких существ, и каждое было нагружено сумками. Они готовились отнести снаряжение команды в долину, а затем вернуться в монастырь, чтобы сообщить Тажаню Чжу, что отряд успешно туда добрался. Учитывая силу и выносливость груммелей, они должны были помочь семерым воинам сохранить энергию для второй части похода – собственно, в дол.
– Они сговорчивы, и при этом мудрее, чем кажутся, – улыбнулся монах. – Мы, я имею в виду народы Пандарии, будем вечно благодарны вам за то, что вы делаете. Я отправил резчиков по кости в пещеру, чтобы вырезали твой лик. Если ты умрешь…
Вол’джин кивнул. Для него отколовшаяся статуэтка оставалась не более чем деталью военных сведений, но для Шадо-пана, похоже, все было совсем иначе.
– Вы окажете мне великую честь.
– И все же этого будет недостаточно, чтобы увековечить то, что ты делаешь для нас. Монахи начали восстание, а теперь они напишут новую концовку этой истории.
Тролль приподнял бровь.
– Вы же знаете, мы просто пытаемся выиграть время. Мы можем их задержать. Но семи, даже сорока семи бойцов недостаточно, чтобы остановить зандаларов и могу.
– Но время – как раз то, что нам нужно, – улыбнулся Тажань Чжу. – Никто не вспомнит времена, когда мы были рабами, но никто не захочет снова стать рабом. Вновь поднимаясь, могу несут напоминание о том, по какой причине мы их низвергли. Время нужно нам, чтобы собраться. Пришло время напомнить народу о его прошлом и научить его ценить будущее.
Следующим утром, когда они выдвинулись в сторону Вечноцветущего дола, Вол’джин оглянулся на пик Безмятежности. Первые монахи тайно тренировались там, поскольку могу были слишком ленивы, чтобы лезть на вершину. Воспоминания об отдыхе с товарищем-могу внизу столкнулось с мыслью о подъеме на самый верх в компании человека. Еще один союзник, такой же товарищ, но при совершенно других обстоятельствах.
Все правильно, хотя и странно.
Вол’джин осмотрел отряд и улыбнулся. С каждым из бойцов шли два груммеля, которые несли оружие и припасы. Пять пандаренов, человек и тролль. Если бы Гаррош это видел – то, как легко Вол’джин сошелся с ними, – у него было бы еще больше поводов обвинить Вол’джина в предательстве.
Нельзя сказать, что эта компания заняла место Орды в его мыслях и в его сердце. Это единение было вынужденным, и тем самым тоже напоминало Орду. Разношерстная шайка, собравшаяся, чтобы бороться за свою свободу. Это было объединение ради общей цели, оно же отличало и Орду, которую он знал и любил, Орду, которая сражалась под началом Тралла.
Цель Орды, которую возглавлял Гаррош, исходила от него самого, из его потребности в завоеваниях и власти. Его желания разрушат ее – возможно, безвозвратно. Вол’джин видел в этом такую же трагедию, как и в союзе зандаларов и могу, благодаря которому власть могу возвращалась в Пандарию.
Они двигались к югу и спустя несколько дней достигли вершин, окруживших Вечноцветущий дол. Облака наползали друг на друга и вздымались, как океанские волны перед штормом. Если у груммелей и было какое-то плохое предчувствие, то они молчали. Как и прежде, они поставили лагерь и расположились отдельно.
Вол’джин удостоверился, что запомнил имя каждого пандарена, хотя и знал, что лучше было этого не делать. Так же поступил и Чэнь. Тиратан сделал мудрее: он обращался к каждому «брат», «сестра» или «друг мой», выдерживая некоторую дистанцию. Не знать их имен, не знать об их мечтах и надеждах – так будет легче, если… если их статуи отделятся с костей горы.
