Он бы мог. И знал, как. К нему прислушивался даже Тралл, доверяя мнению Вол’джина в военных делах. Он мог бы провести месяцы выздоровления за планированием кампаний и разработкой стратегий. Через год-другой после возвращения из Пандарии – если он еще там, – стяг Черного Копья пропитался бы кровью и стал страшнее, чем сейчас.
«И что бы мне это принесло?»
Я был бы доволен.
Вол’джин развернулся. Над ним высилась титаническая фигура Бвонсамди – его уши тянулись вперед, силясь уловить пульсирующие внизу крики.
Это принесет тебе мир, Вол’джин, ибо ты сделаешь то, чего требует твоя натура тролля.
И это всё, для чего мы созданы?
Лоа не требуют от вас большего. Какова еще цель вашего существования?
Вол’джин задумался над ответом на этот вопрос. В поисках его он уставился в бездну. Ее тьма достигла его и поглощала, оставляя без ответа и уж точно – без покоя.
Наконец Вол’джин очнулся. Его глаза открылись, и так он понял, что это не сон. Их коснулся, просочившись через ткань, слабый свет. Вол’джину хотелось видеть, но для этого придется снять повязку. А для этого, в свою очередь, надо поднять руку. Такая задача показалась ему невыполнимой. Он так слабо ощущал свое тело, что даже не мог бы сказать, привязана его рука, перевязана или попросту отрублена у запястья.
Окончательно уверившись в том, что он жив, Вол’джин почувствовал неодолимое желание вспомнить, как именно был ранен. Раньше, не имея четкой уверенности в том, что выживет, он не видел необходимости задумываться над этим. Никем не приглашенный и, что особенно приятно, действующий наперекор желаниям Гарроша, Вол’джин решил попутешествовать по новым для себя землям Пандарии и посмотреть, что поделывает Орда под управлением кровожадного орка. Вол’джин знал о пандаренах благодаря Чэню Буйному Портеру и хотел увидеть их родину раньше, чем ее разорит война Орды и Альянса. Сюда он прибыл без планов остановить Гарроша, но… Вол’джин однажды уже угрожал пронзить его стрелой – и на всякий случай прихватил с собой лук.
Гаррош, хоть и пребывал в своем обычном скверном настроении, предложил Вол’джину шанс внести свой вклад в дело Орды. Тот согласился – не столько ради Орды, сколько чтобы помешать целям вождя. Вместе с одним из доверенных орков Гарроша, Рак’гором Кровавой Бритвой, и несколькими другими путешественниками, собравшимися на миссию в самое сердце Пандарии, Вол’джин тронулся в путь.
Темный охотник наслаждался странствием, сравнивая этот край с виденными раньше. Он насмотрелся на пологие горы – обветренные и сломленные, – но в Пандарии они казались лишь мягкими. Или зазубренные, злые горы, которые здесь, хоть и не менее острые, казались просто устремленными ввысь. Джунгли и рощи с изобилующей в них жизнью как будто никогда не скрывали смертельной угрозы, как, скажем, в Тернистой долине. Существовали здесь и руины, но только потому, что были заброшены, а не разбиты и погребены. Пока весь остальной мир выжигали ненависть и насилие, Пандария еще не почувствовала их бича.
Пока.
Отряд достиг цели – слишком быстро, на вкус Вол’джина. Рак’гор и два его помощника вылетели на вивернах исследовать дальнейший путь, но Вол’джин не увидел их следов, когда группа достигла входа в пещеру. Отверстие охраняли огромные ящеры, отдаленно напоминающие людей. Путешественники прорубились через них и приготовились спуститься в темные недра пещеры.
Черные летучие мыши визжали и вырывались в темный воздух из скрытых ниш. Вол’джин едва улавливал их крики и сомневался, что остальные слышали хоть что-то кроме биения кожистых крыльев. Один из лоа, Хир’ик, носил обличье летучей мыши. «Не предупреждение ли это от богов, что ничего хорошего нас дальше не ждет?»
Лоа не дал ответа, так что Черное Копье повел спутников дальше. Холодок скверны усиливался, пока они углублялись в пещеру. Вол’джин остановился, присел, снял перчатку и, зачерпнув пригоршню влажной почвы, поднял ее к носу. Слабая сладость гнилой растительности вместе с неприятной вонью гуано летучих мышей, но он уловил намек на что-то еще. Несомненно, сауроки, но явно с примесью чего-то…
Он закрыл нос и зажмурился. Сжал руку, затем просеял почву большим пальцем, протерев через остальные. Когда она просыпалась, Вол’джин снова раскрыл ладонь и вытянул пальцы. Легкая, как паутина, с непокорными и извивающимися очертаниями дыма свечи, по его ладони скользнула остаточная магия.
И обожгла крапивой.
«Это поистине место скверны».
Вол’джин снова открыл глаза и возглавил группу на пути по древнему проходу в глубину пещеры. Когда они подходили к развилкам, то проверяли оба пути. Троллю, с раскрытой и обнаженной правой рукой, не нужно было даже водить ею по воздуху, чтобы чувствовать признаки чар. То, что было паучьим шелком, стало нитью, затем пряжей и грозило вырасти в бечевку или даже трос. Каждая порция магии касалась его будто мелкими иголками. Боль не становилась сильнее, но полоса магии поперек ладони расширялась.
Когда магия стала шириной с крепкий корабельный канат, путники нашли большой зал под охраной самого большого количества сауроков, что им приходилось встречать. В сердце пещеры царствовало исходящее паром подземное озеро. Там в гнездах лежали сотни яиц сауроков – возможно, даже тысячи, – где в тепле развивались детеныши.
Вол’джин поднял руку, чтобы остановить остальных.
«Лежбище в сердце магии».
Не успел Вол’джин в полной мере осознать эту ситуацию, как сауроки обнаружили их и напали. Тролль и его союзники отбивались всеми силами. Сауроки тоже сражались упорно, и, хотя отряд Вол’джина победил, все были ранены и в крови. И все же, пока его напарники осматривали полученные травмы, Вол’джин не мог не продолжить изучать пещеру.
Он молча зашел в мелкое озеро и широко раскинул руки. Закрыв глаза, тролль медленно обернулся по кругу. Невидимые магические канаты хватались за руки, как лозы в джунглях, и заплетались вокруг тела. Завернувшись в них, чувствуя их обжигающую ласку, он понял это место так, как может понять только темный охотник.
Духи кричали от боли тысячелетней давности. В него ворвалась сущность сауроков, скользнула через живот, как гадюка, что эпохи назад ползла по холодному каменному полу. Змея оставалась верна своей природе и духу.
Затем по ней ударила магия. Устрашающая магия. Магия, что была вулканом в сравнении с угольком, каким могло распоряжаться большинство магов. Она хлынула сквозь змею, пронзая ее золотой дух тысячью черных шипов. Затем эти шипы разошлись – туда и сюда, вверх и вниз, изнутри наружу, даже из прошлого в будущее и из правды – в ложь.
Перед мысленным взором Вол’джина шипы тянули и тянули, растягивая золото в тонкую тетиву, а потом разом метнулись обратно к центру. Шипы тащили с собой золотые линии, заплетая их в магический узел. Нити спутывались и обрастали узлами. Некоторые лопались, другие соединялись с новыми концами. Все это время гадюка визжала. То, чем она была однажды, преобразилось в новое существо – существо наполовину безумное от пережитого, и все же гибкое и податливое в руках своих творцов.
