Когда над головой засверкало полуденное солнце, Вол’джин находился посередине кораблика с братом Куо. Монах был молчалив, что не выбивалось из общей картины его характера, но Вол’джин задумался, не могли ли события во время побега лишить пандарена дара речи.
– Брат Куо, то, что я сделал с солдатами гурубаши… Зарезать их подобным образом было жестоко, да. Но я не стремился к жестокости.
Монах кивнул:
– Да, мастер Вол’джин, я понимаю, почему вы сделали то, что сделали. Также я понимаю, что баланс – это не вопрос изобилия против бедности. В теории мир уравновешивает войну, но на практике насилие уравновешивается не отсутствием насилия, а равным насилием, двигающимся в противоположном направлении. – Куо развел лапами. – Вы считаете Шадо-пан изолированным, возможно, провинциальным, потому что мы не повидали того, что видали вы. Но я понимаю нюансы насилия. В чем прок от меча, который не режет? Зарезав того тролля, вы отвлекли врага, чтобы он не ударил никого более. Убийство солдат означает, что рука, владеющая мечом, ослабеет.
Вол’джин покачал головой:
– То, что я сделал, не значит, что враг отступится. Он ударит по нам, ударит по Шадо-пану. То, что мы сделали, ужаснет могу и вынудит зандаларов устранить Шадо-пан. А вы видели собравшиеся на острове армии.
– Они внушительны, – пандарен улыбнулся. – Но ваши зандалары увидели в нас яркий свет. Могу почувствовали в нас обжигающий жар. Чего они не поняли, так это то, что мы – огонь. И об этой ошибке они скоро пожалеют.
Чэнь завел рыбацкую лодчонку в маленькую бухту под каменным шпилем пика Безмятежности. Друзья затащили кораблик на берег у высшей точки прилива и там пришвартовали. Они знали, что больше им не воспользуются, но отпустить его на волю волн или пробить дно казалось недостойной платой за оказанную им услугу.
Отряд поднялся по каменистому склону – временами приходилось карабкаться по почти отвесным утесам. Вол’джин представлял, как войска зандаларов захлестывают те же скалы. В воображении они казались колеблющейся черной волной, переваливающей через утес. Он потешил себя фантазией о лавине, опрокидывающей на них кувыркающиеся валуны. Раздавленные тролли истекали кровью в кучах щебня, пока остальных сбрасывало в океан, где они медленно тонули, пока воздух вырывался из их легких.
«Но все произойдет не так».
Лучшим вариантом для зандаларов было вовсе не атаковать монастырь. Им было достаточно окружить гору двумя-тремя кордонами войск. Они могли помешать монахам спуститься на подмогу Пандарии. Если враг задействует отряд наездников на терродактилях, чтобы противостоять облачным змеям, то Шадо-пан останется беспомощным, пока зандалары с могу оккупируют Вечноцветущий дол, Нефритовый лес и Танлунские степи. Как только они соберут под своим началом эти области, то смогут покорить монастырь просто на досуге.
Проблема Вилнак’дора заключалась в том, что эта стратегия не сработает. Могу потребуют уничтожения монахов. Зандалары не уступят эту миссию могу, потому что те уже плохо показали себя в противостоянии пандаренам. Если им удастся перебить всех в Шадо-пане, то могу задумаются о необходимости зандаларов. Если же могу потерпят неудачу, зандаларам придется за ними подчищать и иметь дело с разочарованным Королем Грома.
Более того, войска троллей знают, насколько смертоносны были на острове темный охотник и человек. Учитывая, как пышно слухи расцветают в военных лагерях, Вол’джин не сомневался, что солдаты верили, будто он – темный охотник, воспитанный монахами, или что монахи получили особую технику темных охотников от него. Так или иначе, внезапно у Пандарии появилась новая угроза, которая невидимкой двигалась по вражеским бивакам, и это означало уязвимость любого солдата. Это плохо скажется на моральном духе.
Вол’джин передал свои мысли Тажаню Чжу, когда беглецы добрались до монастыря. Старый монах не слишком удивился их возвращению. Он знал, что друзья живы, ведь они не отвалились от костей горы. Как и образ сестры Цзянь-ли, отдавшей свое сердце людям в их путешествии.
Настоятель Шадо-пана изучал карту региона Кунь-Лай вместе с Вол’джином и Тиратаном.
– Значит, по вашим оценкам зандалары бросят на нас элитные войска? Только это поднимет моральный дух и умилостивит могу?
Вол’джин кивнул:
– Я бы совместил это с продвижением на юг от Цзоучина. Послал один отряд прямиком на юг и один на запад, отрезая вас от Нефритового леса и Танлунских степей. Даже если вас не сможет перебить их элита, у монахов не останется путей к отступлению.
Тиратан постучал пальцем по южному краю карты.
– Если выйти сейчас и отступить в Долину Четырех Ветров, мы избежим их ловушки. Мы оставим в монастыре достаточно людей, чтобы он казался обжитым, а потом при приближении зандаларов они сбегут ночью на облачных змеях.
Старый монах сцепил лапы за спиной и задумчиво кивнул:
– Это мудрый план. Я устрою вашу эвакуацию.
Вол’джин прищурился.
– Вы говорите так, будто сами не пойдете.
– Как и ни один из монахов.
Тролль уставился на него.
– Я навел сюда зандаларов. Я сделал вас мишенью. Я сделал это, думая, что вы уйдете и начнете сопротивление в другом месте.
Пандарен медленно покачал головой:
– Я ценю твою попытку взять на себя ответственность за свой поступок, Вол’джин, но не ты сделал нас целью. Здесь пандарены планировали свержение могу. Мишенью нас сделала история. Быть может, ты добавил нам важности, но они бы все равно пришли за нами. Они обязаны. И по той же самой причине мы не можем уйти. Отсюда, – монах показал на карту лапой, – мы вернули Пандарии свободу. Это единственное место, откуда свободу можно удержать. Если падет пик Безмятежности, мир навсегда покинет нашу родину. Но это наша родина, не ваша. Я не ожидаю, что вы или Чэнь останетесь здесь. Отправляйтесь на юг. У ваших народов есть силы для противостояния вторжению. Предупредите их. Урезоньте.
Вол’джин содрогнулся.
– Сколько вас будет защищать это место?
– С возвращением брата Куо нас тридцать.
– Тридцать один, – Тиратан сунул большие пальцы за ремень. – И готов спорить, что Чэнь не уйдет.
– Тогда я буду тридцать третьим.
Тажань Чжу поклонился им обоим.
– Ваш жест вселяет в нас трепет и делает вам честь, но я вас не удерживаю. Вернитесь к своим. Вам нет причин умирать здесь.
Тролль поднял подбородок.
– Разве вы не вырезали нас в костях горы?
Монах мрачно кивнул.
– Значит, монахи Шадо-пана – наш народ. Они – семья, – Вол’джин улыбнулся. – И у меня нет намерения здесь умирать. Это, друзья мои, доля зандаларов.
29
Вол’джин чувствовал присутствие своего отца и не смел открыть глаза. Темный охотник ушел в свою келью в монастыре и заперся, несмотря на неистовую деятельность остальных по подготовке к будущему нападению. Он твердо верил в то, что сказал Тажаню Чжу – о том, что его место здесь, что монастырь – его новый дом, что связь вырезана в виде его фигурки в костях горы.
