Рексар, любивший Орду не меньше Вол’джина, тоже воплощал в себе эти добродетели. Вол’джин жалел, что с ними нет его друга мок’натала. Не для того чтобы умереть вместе, а чтобы помочь уничтожить зандаларов. Рексар поддержал бы это веселье, сколь бы печальным ни был исход.
«Как и многие в Орде. Пожалуй, большинство».
Орда, Шадо-пан, даже Тиратан были более верны фундаментальной сущности тролля, чем зандалары. Те, как и их братия, были беспородными дворнягами, тявкающими, чтобы походить на волка, потому что некогда были волками, но теперь изменились, желая быть лучше. Да, шкуры их ярче, действуют они эффективней, живут дольше. Но они позабыли, что все это ничего не значит для волка. Цель волка – быть волком. Как только позабылась эта истина, пришлось создавать новые. Однако, как хитроумно над ними ни работай, они лишь тени одной-единственной истины.
Вол’джин склонил голову набок и посмотрел на отца.
Быть троллем не значит выглядеть, как тролль, или родиться троллем.
Это тоже нельзя списывать со счетов, сын мой. Но дух, делающий нас троллями, делающий нас достойными внимания лоа, предшествует нашему нынешнему обличию, – отец улыбнулся шире. – И, как ты видел, темный охотник отворачивается от путей, что отрезают нас от этого духа. Раз уж нас определяет дух, находить его в других – повод для радости.
Так ты, пожалуй, заявишь, что Орда – больше тролли, чем зандалары, – рассмеялся Вол’джин.
В этом утверждении может скрываться истина. Знаешь ли ты, как мы звали себя прежде, чем назвались троллями?
Я никогда… – Вол’джин нахмурился. – Не знаю, отец. Как?
И я не знаю, сын мой, – призрак тролля кивнул. – Мы, определенно, были кем-то до того, как стали троллями, и так же будем кем-то после. Зандалары всегда старались вылепить по-своему нашу суть, а другие пользовались обстоятельствами, чтобы утвердить эти представления. Однако я не сомневаюсь, что через двадцать тысячелетий прозвучит вопрос: «Знаешь ли ты, как нас звали до того, как мы назвались Ордой?»
Таково твое видение судьбы троллей, отец?
Сен’джин медленно покачал головой:
Мое видение судьбы троллей было простым. Вернуться к тому, чтобы стать народом, следующим за темным охотником. Но это требовало кое-чего особенного. Требовало темного охотника, способного повести за собой. Многие темные охотники готовы отказаться от путешествия, что приведет к краху. Ты, сын мой, тот темный охотник, что может уберечь от краха. Если это значит, что ты приведешь нас туда, где раса значит меньше того, что находится в сердце, где дело значит больше намерения, тогда там мы и будем процветать.
Но поверят ли в это лоа?
Холодный смешок Бвонсамди скользнул по груди Вол’джина, когда тролль развернулся навстречу лоа.
Ты не слушал отца, темный охотник? Лоа были раньше троллей. Твой отец спрашивал, как звались тролли до того, как стали зваться троллями. Я спрошу, как они звались до того и еще раньше. Вы есть река. Одни скажут, это значит, что вы вода. Им бы хотелось, чтобы вы застоялись. Но вы больше, так как река не есть просто вода.
А Орда?
Лоа развел руками:
Река суть река. Широкая и мелкая, узкая, глубокая и быстрая – не имеет значения. Мы – ду´хи. Нас заботит ваш дух. Подчиняйтесь нашему влиянию, будьте верны своему духу и обязанностям – и вас ждет светлое будущее.
Скоро ты получишь свою порцию душ зандаларов.
Смех лоа прозвучал безрадостно.
Тебе никогда не насытить мой аппетит.
Скоро за ними последую и я.
И я приму тебя. Я принимаю всех троллей.
Последняя фраза странным образом утешила Вол’джина. Не потому, что он хотел умереть, но потому, что это значило, что он не отделится от друзей. Когда нависает смерть, кажется, что это немногого стоит, но для темного охотника на тот момент этого было довольно.
30
Чэню было жаль кустарник, за которым они спрятали пирамиду из камней. Каждый из этих камней – в среднем размером с череп тролля, хоть и более круглый, – мог бы разломать куст надвое. Все же, вместе взятые, они станут лавиной, сровняют землю, выкорчуют растение и, если повезет, захватят с собой полдюжины зандаларов, карабкающихся к монастырю.
Чэнь поставил камень на вершину, потом присел и прищурился, глядя на склон. Камни посыплются в узкую расщелину, туда, где тропа становилась крутой. Воинам придется лезть там друг за другом, так что место для засады казалось очевидным. Но, хотя куст скрыл бы камни от самых бдительных глаз, зандалары их не упустят.
«А мы этого и не хотим».
Из кошеля на ремне пандарен вынул пригоршню маленьких деревянных дисков. Он вставил их в зазоры между камнями. Когда куча покатится по холму, диски не рассыплются далеко, но зандалары их потом найдут.
Дальше по тропе, за спиной Чэня, Ялия склонилась над ямой в земле. Ей пришлось тянуться на самую глубину, чтобы твердо установить бамбуковый шест, теперь устремившийся к небу. Чэнь помог вырезать много таких кольев, сперва срубив на бамбуке острый наконечник, а затем сделав края зазубренными.
Он трусцой поднялся вверх по горе, сторонясь тропы. В футе от ямы Ялии на ней натянули веревку. Мысль была в том, что тролли пошлют на крутой уклон разведчика. Он поднимется, наверняка заметив камни, как только с ними поравняется. Затем увидит плохо спрятанную растяжку и решит, что она каким-то образом вызывает падение камней. Он коварно переступит через растяжку и угодит ногой в яму. Разведчик закричит, или друзья сами увидят, как он упадет, и поспешат на помощь.
Чэнь протянул Ялии лапу. Она бросила последний взгляд на тонкую каменную черепицу, уложенную поверх ямы, затем приняла его помощь и поднялась.
Чэню понравилось, что она не сразу выпустила его лапу.
– Выглядит замечательно, Ялия. Ты так припылила ловушку, что кажется, будто так и было. Тиратан бы ею гордился.
Она улыбнулась, но слишком быстро и слишком мимолетно.
– Мы ставим капканы не на глупых животных, верно, Чэнь?
– Нет, зандалары умны. Вот почему мы отправим им и диски. Но не волнуйся, подготовленная тобой ловушка их одурачит.
Она покачала головой.
– Это меня не беспокоит. Они попадутся, причем хорошенько.
– Тогда что?..
– Я спросила, потому что обязана спросить, – Ялия вздохнула – отчасти от усталости, в основном – от чего-то еще. – Я ловлю себя на том, что горжусь своими стараниями, хотя и знаю, что они причинят боль. А когда я это осознала, то оправдала свои чувства тем, что представила зандаларов животными. Они безмозглые машины для убийства. Я превратила их в то, что недостойно жизни, а эта мысль об одном легко распространится на многих. Это же нельзя сказать обо всех них, правда?
