Они выпрямились, и каким-то образом его левая лапа нашла ее правую.
– В последние дни ты был моей силой, Чэнь Буйный Портер, – Ялия застенчиво потупила взор. – Столько мрачной работы нужно было переделать. Я бы не вынесла ее в одиночку.
Он поднял ее лицо к своему свободной лапой.
– Я и не мог бы уйти, Ялия.
– Нет, конечно нет. Павшие были и твоими товарищами.
Он покачал головой:
– Ты знаешь, что я не об этом.
– Я знаю, что тебе не терпится увидеть племянницу.
– И твою семью, – Чэнь кивнул на каменные фигурки. – Вторжение зандаларов не ограничится этим. Император могу еще жив, и войска зандаларов все еще на марше.
Она кивнула.
– Эгоистично ли желать, чтобы все кончилось уже сейчас?
– Думаю, желать мира никогда не эгоистично, – улыбнулся Чэнь. – По крайней мере, надеюсь на это. Я тоже его хочу. Хочу, потому что это значит, что страх не правит моим домом и мне не нужно покидать тебя.
Ялия Мудрый Шепот наклонилась и поцеловала его.
– Я хочу того же, – приблизившись, она обвила его лапами и яростно прижала к себе. – Я бы пошла с тобой…
– Ты нужна здесь, – Чэнь крепко ее обнял, не желая отпускать. – И ты знаешь, что я вернусь. Нисколько не сомневайся.
Ялия отстранилась, улыбаясь вопреки слезам, что начали поблескивать в глазах.
– Я не сомневаюсь и не страшусь.
– Хорошо, – Чэнь погладил ее по щеке, затем поцеловал в губы и лоб. Она казалась идеальной в кольце его лап. Он глубоко вдохнул ее запах, упиваясь теплом. – И знай: у нас еще много-много лет до того, как мы отвалимся от костей горы. Я задумал провести как можно больше этого времени вместе. С тобой я, раз и навсегда, дома.
Вол’джин нашел Тиратана на краю кровати, все еще в бинтах. Человек сумел надеть тапочки, что тролль посчитал добрым знаком – два дня назад такая же попытка закончилась провалом.
– Гора тебя дождется.
Человек рассмеялся.
– Пусть ждет. Я оставил свой лучший кинжал в зандаларе – там, внизу, в туннелях. Надеюсь его вернуть.
– Желаю тебе найти еще два десятка.
Тиратан кивнул.
– И я желаю того же. Когда я туда спустился, то уже не ждал вновь увидеть дневной свет.
Элитные войска Кхал’ак прорвались в туннели под монастырем и победили монахов в Додзё Снежного Вихря. Их первая волна обошла Тиратана. Он вошел в туннели, и Вол’джин позже увидел дело его рук. Человек гнался за зандаларами, намеревавшимися войти в Закрытые покои, и остановил многих. Стрелы в темноте были бесполезны, так что человек убивал мечом, кинжалом и камнями размером со свою голову. Тролль не сомневался, что некоторых его жертв еще предстоит найти, потому что они уползли умирать в стороне.
– Я очень рад, что ты выбрался оттуда живым. Ты спас мою жизнь.
– А ты – мою, – Тиратан опустил взгляд, призрак улыбки скривил его губы. – Когда я просил меня отпустить…
– Это говорила боль.
– Да, но не физическая, – человек взглянул на свои руки, мирно лежавшие у бедер с открытыми ладонями. – Кажется, мне нравилась мысль о смерти, потому что это значило, что я могу сбежать от боли – от боли моего семейного положения. Однако то, что ты сказал о семье, когда решил пойти против зандаларов, засело у меня в мыслях. Наше решение остаться и сражаться родилось из отваги, чести и ощущения семьи.
– «И немалой глупости», сказали бы многие.
– И они были бы правы, но не по тем причинам, – Тиратан вздохнул. – Моя готовность умереть была вовсе не смелой. И кем бы я ни был, я не хочу жить без смелости или чести.
Вол’джин кивнул:
– Согласен. Слишком много осталось важных дел, для которых нужны оба этих качества – и не только они. В том числе наметанный глаз стрелка.
– Знаю. И я еще сделаю оперение стрелы для Гарроша.
– Но до того тебе предстоит сделать и другое.
– Ты слишком много обо мне узнал, когда побывал в моем разуме.
Вол’джин покачал головой, затем положил обе руки на плечи человека.
– Больше я узнавал в твоем обществе.
Тиратан улыбнулся.
– Пока что я побуду здесь – восстановлюсь, помогу. Затем исполню клятву и вновь увижу долы своей родины. Хотя исчезновение было лучшим выходом для меня самого, я лгу себе, если думаю, что это лучший выход и для моей семьи. Детям нужно меня знать. Жене нужно знать, что я понимаю ее и принимаю ее решение. Быть может, мне и не исправить положение, но позволять лжи утверждать, что все так, как должно быть, неправильно. Ни для них. Ни для меня. Это не та дверь, в которую я хочу войти.
– Я понимаю. Ты смелее многих, раз принимаешь это решение, – Вол’джин отступил, сложив руки на груди. – И я верю, что ты окажешься рядом со стрелой, когда я буду готов пустить ее в дело.
– Как я верю, что ты доберешься до того, кто доберется до меня, – человек нетвердо встал на ноги. – И я надеюсь, от этого обязательства ты избавишься через многие годы.
Вол’джин стоял на острове, где сразил могу, и смотрел на Рощу Опадающих Лепестков. Снег покрывал все вокруг. Он не знал, чем были кочки внизу – камнями или замерзшими трупами. Впрочем, это и неважно. Белые снежинки, иногда вспархивающие на кружащем ветру, стирали все в своей невинности.
Вол’джин добровольно позволил им соблазнить его и заставить поверить, что хотя бы сейчас в мире царит покой.
Рядом появился Тажань Чжу.
– Покой – естественное состояние. Наслаждайся им здесь, сколько того пожелаешь.
– Вы очень добры, настоятель Тажань Чжу.
Пандарен улыбнулся.
– Но ты не будешь им наслаждаться столько, сколько он того стоит.
– Это было бы эгоистично, – Вол’джин повернулся к нему. – Покой, что вы мне предлагаете, желанен, но это ловушка не хуже черепа или шлема.
Тажань Чжу поднял голову:
– Ты действительно понимаешь?
– Да. Притча не о черепах и шлемах. Она об ограничениях, что принимаешь, когда определяешь себя. Краб, который видит себя крабом, определяется не укрытием, что ищет, а самой потребностью в поиске укрытия. Я – не краб. Мое будущее зависит не от того, что может сослужить мне панцирем. У меня много вариантов.
– И еще больше обязательств.
– Воистину, – тролль сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. – Гаррош предал Орду раз и продолжает предавать снова и снова. Это в его природе. Он позволил эгоистичным страстям и страхам определить себя. Он никогда не изменится и прибегнет еще ко многим ужасным способам, чтобы укрепить свою позицию. При этом он прольет реки крови, пока его не унесет вызванное им же половодье. У вас, настоятель Тажань Чжу, здесь на попечении семья. Как и у Чэня. Тиратан тоже вернется к своей семье, – Вол’джин прищурился. – Орда – моя семья. Как Тиратан не может позволить семье считать его погибшим, так и я не могу поступить так с Ордой. Они тоже заслуживают мира, и если я приму его здесь, то лишу его Орду.
