Барбара смотрела по сторонам с восторженной улыбкой, а агент
наблюдал. Она заглядывала во все кладовки, во все шкафы и проверяла все комнаты
с учетом вкусов своей работодательницы.
– Ну, что вы думаете, мисс Джарвис?
– Я думаю, мы вселимся завтра, если вы не возражаете.
Они обменялись улыбками.
– Мои клиенты будут только рады. Они уехали на год. Это
было чудо, что дом до сих пор никто не снял, но хозяева выдвинули достаточно
жесткие требования к контингенту арендаторов. А ваша работодательница не
захочет сама его сначала посмотреть?
– Не думаю.
К тому же Дафна была так поглощена работой, что не обратила
бы внимания, если бы Барбара сняла шалаш из травы.
– Она очень занята.
– Тогда давайте вернемся в мой офис и подпишем бумаги.
Через час Барбара подписала договор на аренду на год, и они
с Дафной на следующий же день переехали.
В тот вечер Дафна бродила по дому, привыкая к новой
обстановке. Иногда было трудно сразу включиться в работу на новом месте, и она
старалась привыкнуть. Она распаковала все вещи, и ее пишущая машинка была
установлена в симпатичном маленьком кабинете. Все было готово, но не было
Барбары, и вдруг Дафна уяснила, что не знает, куда она ушла. В последнее время
Барбара совершенно освоилась в Лос-Анджелесе. С их приезда она словно расцвела,
и Дафна этому радовалась. Жизнь Барбары никогда не была особенно интересной, и
если здесь, в Лос-Анджелесе, она радовалась жизни, Дафна радовалась за нее. Но,
сидя на кухне за тарелкой яичницы и думая о сценарии, она вдруг почувствовала
себя более одиноко, чем за все последнее время. Все ее мысли в тот момент
сосредоточились на Эндрю, она вспоминала их жизнь вместе до того, как отдала
его в интернат. А потом подумала, как там ему живется, в Говарде, и ей страстно
захотелось просто обнять его, прикоснуться к нему, повидать его. Когда Дафна об
этом думала, у нее прорвались рыдания, и она оттолкнула от себя тарелку. И
сама, чувствуя себя ребенком, положила голову на стойку и плакала от тоски по
маленькому сыну.
Она обещала себе в качестве утешения, когда наплакалась, что
вызовет его в ближайший подходящий момент, пока же приходилось просто стойко
терпеть. Еще хуже было думать о его переживаниях, и мысль, что он, может,
сейчас сидит один в своей комнате и плачет, опять повергла ее в слезы. Ее
охватили чуть ли не паника, отчаяние, ужас оттого, что она его предала, что,
поехав в Калифорнию, поступила неправильно. И вдруг Дафна поняла, что ей нужен
кто-то, кто бы ее ободрил, кто бы сказал, что ее ребенок в порядке, и
единственный, кто мог это сделать, был Мэтью. И даже не взглянув на часы, чтобы
проверить, который час на востоке, она кинулась к висевшему на кухонной стене
телефону. Дрожащими пальцами Дафна набрала знакомый номер, моля Бога, чтобы
Мэтт не спал. Ей надо было с кем-то поговорить. Немедленно.
Она набрала бывший номер миссис Куртис, и через мгновение
низкий, хрипловатый голос ответил, и от одного его звука ей стало уже не так
одиноко.
– Мэтт? Говорит Дафна Филдс. – Когда она услышала его
голос, у нее пересохло в горле, а на глазах снова выступили слезы, хотя она
пыталась их сдержать. – Я не слишком поздно?
Он тихо засмеялся в трубку:
– Ты шутишь? На моем письменном столе работы еще часа
на два или три. Как тебе Калифорния?
– Не знаю. Я ее еще не видела. Все, что я видела, это
комнату в гостинице, а теперь мой дом. Мы переехали только сегодня. Я хочу
сообщить тебе мой новый номер.
Она сообщила, он записал, тем временем она пыталась вновь
обрести спокойствие и не казаться такой расстроенной. Дафна спросила его, как
дела у Эндрю.
– Все прекрасно. Сегодня он научился ездить на
двухколесном велосипеде. Ему не терпится сообщить тебе об этом. Он сегодня
вечером собирался написать письмо.
Все это звучало так нормально и естественно, и вдруг чувство
вины, которое она ощутила, стало ослабевать. Но ее голос был все еще печален:
– Жаль, что я не могу там быть.
Мэтью молча слушал Дафну, сопереживая ее чувствам.
– Ничего, приедешь. – Они помолчали. – Дафф, ты-то сама
о'кей?
– Вроде бы... вроде да. – И она вздохнула. – Просто
ужасно одиноко.
– Писателю приходится работать в одиночестве.
– И бросать единственного сына. – Она снова глубоко
вздохнула, но слез больше не было. – Как дела в Говарде?
– У меня напряженно, но я начинаю привыкать. До приезда
сюда я думал, что неплохо справлюсь, но так уж получается, что всегда есть еще
масса непрочитанных личных дел или ребенок, с которым надо поговорить. Мы
вносим некоторые изменения, но ничего разрушительного не предпринимаем. Я буду
тебя держать в курсе дела.
– Обязательно, Мэтт.
Он слышал, какой у Дафны усталый голос. Она казалась ему
маленькой девочкой, которая, находясь далеко от дома, ужасно по нему тоскует.
Наступила короткая пауза, он попытался представить ее в
далекой Калифорнии.
– Опиши мне свой дом.
Дафна рассказала ему, и, судя по всему, на Мэтта это
произвело впечатление, особенно когда он услышал, кому Дом принадлежит. Беседа
с ним отвлекла ее от горьких раздумий. У него и это хорошо получилось. Он был
эмоциональным, мудрым и сильным. Но Дафна все еще испытывала знакомую тоску по
Эндрю.
– Я на самом деле по вам всем скучаю. Его тронуло, что
она включила и его.
– Мы тоже по тебе скучаем, Дафна.
Ей было приятно слышать его голос, она почувствовала в душе
волнение, и, сидя в пустой кухне в восемь вечера, она обратилась к этому
мужчине, которого знала так недолго, но с которым тем не менее подружилась
перед отъездом:
– Мне здесь не хватает бесед с тобой, Мэтт.
– Я знаю... я ждал, что ты приедешь в минувший уик-энд.
– К сожалению, я не могла. Здесь чувствуешь себя словно
за миллион миль от дома, и не имеет значения, что здесь так красиво.
– Ничего, время пройдет быстро.
Но вдруг предстоящий год показался ей всей жизнью. Дафне
пришлось подавить слезы, в то время как он продолжал:
– И подумай, какой это шанс для тебя. Нам обоим
предстоит много важных новых испытаний.
– Да, я понимаю... как тебе работается в Говарде? –
Мало-помалу к ним вновь возвратилась та легкость общения, которая отличала их
беседы в школе, и Дафна почувствовала себя не так одиноко. – Твои ожидания
оправдались?
– Пока да. Но должен признать... Я чувствую себя здесь
таким же оторванным от Нью-Йорка, как ты в Калифорнии. – Он улыбнулся и
потянулся в кресле. – Нью-Гемпшир – это ужасная глушь.
Она тихо засмеялась:
