– Нет, не найду.
Его глаза омрачились. Джастин наконец нашел то, что хотел,
но Дафна не хотела его. Это было несправедливо, и он хотел овладеть ею прямо
здесь, на кухне, но принуждать ее он бы не стал. Он знал, что тогда потерял бы
ее навсегда. Может, если подождать, шанс бы появился?
– Я тебя прошу, Дафна, подумай над тем, что я тебе
сейчас сказал. Мы еще поговорим об этом.
– Нет, мы не будем говорить. – Дафна решительно подошла
к входной двери и открыла ее ему: – Спокойно ночи, Джастин. Увидимся завтра на
съемках, но я не желаю это обсуждать. Никогда. Ясно?
– Не надо диктовать условия. Тем более мне.
Он сверкнул на нее глазами, но в его взгляде сквозило
мальчишеское озорство.
Дафна была непоколебима:
– У меня свои правила. И ты либо изволь уважать их, либо
ступай прочь. Потому что я вообще не буду иметь с тобой дела, если ты не будешь
уважать моих чувств.
– Все твои чувства неправильные.
– Не тебе об этом судить. Я сделала свой жизненный
выбор и живу в соответствии с ним. Я приняла решение давно.
– И ошиблась.
Джастин снова коснулся ее губ своими и ушел, Дафна
захлопнула за ним дверь и прислонилась к ней, дрожа всем телом. Самое ужасное
во всем этом было то, что она верила во все, что говорила ему, верила на
протяжении многих лет, и тем не менее ее тело жаждало Джастина при каждом его
поцелуе. Но она не хотела снова страдать, снова любить и снова терять. Она бы
не стала это делать, что бы он ей ни говорил. Однако, вернувшись на кухню, она
посмотрела туда, где они сидели, и почувствовала, что при воспоминании о его
поцелуе все ее тело снова стало дрожать, и со страдальческим стоном Дафна
схватила его пустую пивную бутылку и швырнула ее в стену.
Глава 28
– Ну, как было на вчерашней вечеринке?
Дафна старалась казаться невозмутимой, когда они сидели за
пустым столиком в столовой: Все уже поели раньше и вернулись в павильон, и
Дафна с Джастином внезапно остались одни. Но глаза Джастина, когда он взглянул
на нее, были озабоченными.
– Я туда не поехал.
– А-а. Это плохо.
Она попыталась поменять тему:
– По-моему, сцена сегодня удалась?
– По-моему, нет.
Он оттолкнул от себя тарелку и посмотрел на Дафну.
– Я ничего не соображаю. Вчера вечером ты лишила меня
рассудка.
Она не сказала ему, что тоже полночи не могла уснуть, борясь
с собой и ожидая, что он позвонит. Ее переполняла сила нахлынувших на нее
чувств. Ничего подобного она давно не испытывала и уже решила, что такого с ней
больше не случится.
– Как тебе удается вытворять с нами такое?
Он был похож на мальчика, лишенного рождественского
праздника, но Дафна отложила свой сандвич и сердито посмотрела на него.
– Я ничего не вытворяю с «нами» Джастин. Никаких «нас»
ведь нет. Не выдумывай чего-то, что в конце концов только осложнит жизнь нам
обоим.
– О чем, черт побери, ты говоришь? Что тут сложного? Ты
здесь. Я ищу. Так в чем проблема, сударыня? И я тебе скажу в чем.
Он говорил с Дафной хрипловатым шепотом, и она надеялась,
что никто их не подслушивает, кругом ходило много народу, но, к ее радости,
никто не обращал на них внимания.
– Твоя проблема в том, что ты чертовски боишься снова
дать свободу своим чувствам. У тебя больше нет смелости. Она у тебя, вероятно,
когда-то была, это видно по твоим книгам. Но теперь вдруг у тебя не стало
отваги, чтобы выйти из-за твоих стен и быть женщиной. И знаешь, что? Раньше или
позже это проявится в твоих книгах. Нельзя вести такую жизнь, какую ведешь ты,
и оставаться человеком. Это невозможно. Может, ты уже перестала им быть. Может,
я полюбил иллюзию... фикцию... мечту...
– Ты же даже меня не знаешь. Как ты можешь меня любить?
– Ты думаешь, я тебя не вижу? Ты думаешь, я не слышу
тебя в твоих книгах? Ты думаешь, я не понимаю «Апачи»? Ты думаешь, чем я тут
занимаюсь изо дня в день? Я оживляю шепоты твоей души. Детка, я знаю тебя. Да,
да, знаю. Это ты себя не знаешь. И не хочешь знать. Ты не хочешь напоминать
себе, кто ты, какая ты, что ты женщина, замечательная женщина, с реальными
потребностями, с сердцем и душой и даже с телом, которое так же жаждет моего,
как мое твоего. Но я по крайней мере честен. Я знаю, чего хочу и кто я, и,
слава Богу, не боюсь следовать своему внутреннему голосу.
И, сказав это, он пошел к выходу, хлопнул дверью столовой и
направился обратно в павильон. Дафна же, выйдя из столовой вскоре после него,
улыбалась про себя. Немногие женщины в стране решились бы отказать Джастину
Уэйкфилду. Все было и смешно, и в то же время грустно.
Дафна наблюдала, как Джастин снова и снова мучился над одной
и той же сценой всю вторую половину дня и весь вечер допоздна. Говард Стерн на
всех кричал; он даже заставил Дафну поменять кое-что в сцене, чтобы посмотреть,
что получится. Но дело было не в ее сценарии, а в настроении Джастина. Она
видела, что он ужасно несчастен, и, казалось, что он хочет продемонстрировать
это всему миру.
Наконец в десять вечера, после семнадцати часов работы, Говард
Стерн в сердцах бросил на пол свою шляпу.
– Я не знаю, ребята, что с вами сегодня случилось, но
весь день пошел насмарку, коту под хвост. Уэйкфилд, брось хныкать и дуться. Я
хочу, чтобы завтра все были здесь в пять утра, а если у вас есть проблемы, лучше
«вытрахайте» их за ночь.
Больше он ничего на прощание им не сказал, и Джастин скрылся
в своей гримерной, даже не удостоив Дафну взглядом. Однако он прошел совсем
рядом с Дафной, чтобы она видела, какое отвратительное у него настроение.
Она молча села с Барбарой в лимузин и с усталым вздохом
откинулась на спинку сиденья.
– Хорошенький денек, а? – улыбнулась Барбара по дороге
домой, но Дафна не была настроена разговаривать. Она думала о Джастине и о том,
правильно ли она поступила.
Следующий день был немного лучше, но только на этот раз они
с Джастином вообще не разговаривали. В этот вечер Говард отпустил их в семь
тридцать. Он сказал, что они все ему так надоели, что на год бы хватило.
Но на следующий день словно произошло чудо. Когда Джастин
появился на площадке, в его глазах горели эмоции, страсть и злость, и он
ошеломил всех своей игрой. После четырехчасовых съемок, почти без дублей,
Говард подбежал к нему и поцеловал в обе щеки, а вся группа радостно закричала.
Как бы то ни было, Джастин ожил, и Дафна, направляясь в столовую обедать, уже
не чувствовала себя такой виноватой. Она удивилась, когда Джастин сел за ее
столик, и осмотрела на него с застенчивой улыбкой.
– Ты сегодня чудесно работал, Джастин.
