«Садишься в такси, — хмыкаю мысленно, — и сразу капает двадцать копеек. Это — от Канторовича…»
Ага, в трубке зародилась жизнь.
— Миша, если всё так, как ты говоришь… — голос Суслова-сына срывается, но сразу крепнет: — У-ух! Это же… Я же… Так, ладно, работаем. С меня — стопроцентная поддержка! Как только изделие будет готово, звони! Да, и подготовь список деталей. Обеспечение за мной, это же… Всё, жду!
Мы кладём трубки телефонов, и меня снова озаряет, будто током бьет: а ведь я смогу связываться с Мариной по защищенному каналу…
«Ага, связываться, когда ее нет дома! Так, стоп. Почтовый сервер… — мысли мечутся в запале. — Нет, не сейчас! Чуть позже. Сначала разберемся с доставкой, с локалкой… Как раз и подойдет очередь писать проги для почтового сервера. Хотя ещё не ясно, на чем его разворачивать… На БЭСМ-6? А вот потом… Потом можно садиться поудобнее, и вволю размышлять о доменах и интернетах. Здорово… СССР — родина „Всемирной сети“! А это уже не только престиж, это деньги — и деньги очень даже серьезные. Только бы не упустить момент! Так, хорошо, о стране я подумал, а о себе? Ну-у, есть в запасе пара мыслей…»
Вторник 14 октября 1975 года, день
Первомайск, улица Карла Либкнехта
Дом был огромен и запущен — кирпичный куб за мощной оградой. Двор зарос травой по пояс, выбитые окна заколочены досками. Пара обитых железом ворот на первом этаже прятали гараж и мастерскую, а каменная лестница с вычурными кованными перильцами уводила на высокое крыльцо, где угрюмо чернела стальная дверь, пупырчатая от заклепок — из пушки не пробьешь.
— Ну, как вам? — Николай Ефимович потер руки с видом ловкача-маклера, готового надурить легковерного квартиранта.
— Впечатляет… — затянул я. — Прямо, Дворец пионеров!
— Лет двадцать назад здесь прописалась Заготконтора межрайбазы Райпотребсоюза, — выдал второй секретарь, как скороговорку. — Уф-ф! Запомнил же… Потом они куда-то переехали, а здание пустует. Батареи перемерзли, конечно…
— Починим, — решительно заявил я.
— Местное хулиганье малолетнее повыбило стекла…
— Застеклим.
Виштальский хмыкнул и поднялся на крыльцо. Вынув из кармана здоровенный ключ, отпер дверь, но та не спешила отворяться.
— Зар-жа… вела! — пропыхтел второй секретарь, рывками открывая тяжелую облупленную створку. Та поддавалась неохотно, жалобно взвизгивая и скрежеща. Чешуйки облезшей краски сеялись шелухой.
— Смажем, — обронил я. Покачав шаткие перила, добавил: — Приварим.
Мне очень хотелось, чтобы наш Центр справил новоселье в этом «отдельно стоящем здании», вот и старался быть убедительным.
— Прошу! — выдохнул Николай Ефимович, пропуская меня в широкую щель.
Войдя боком, я осмотрелся. Темный коридор сходился к забитому окну, цедившему свет на щелястый пол.
— Осторожно! — закряхтел Виштальский, тискаясь в узком проходе. — Доски кое-где прогнили.
— Заменим, — кивнул я, не замечая однообразия своих ответов.
В бывшей Заготконторе пованивало застарелой прелью, но сквозняк помаленьку-потихоньку вытягивал затхлость и унылый запах пыльных бумаг. Отовсюду шли тихие стуки и скрипы, шелесты и щелчки — дом словно оживал, сбрасывая многолетнее оцепенение и радуясь людям, заполнивших его бессмысленные пустые пространства.
Внутренние двери почти не пострадали, пропуская нас в обширные комнаты. Повсюду валялась брошенная или сломанная мебель — стулья, раскуроченные шкафчики и тумбочки, поведенные от сырости стеллажи. Выцветшие плакаты и графики до сих пор висели на стенах, а полов не видно под россыпями перфокарт, бланков, путевых листов и накладных.
— А намусорили… — ворчал второй секретарь, ступая осторожно, носком ботинка брезгливо разгребая бумаги, устлавшие скрипучий паркет «в елочку». — Свинтусы…
— Уберем.
— Гляньте-ка, Миша — кактус оставили. Засох, конечно…
Я чуть не брякнул: «Польем!», но вовремя прикусил язык.
— Вы где? — гулко донеслось из коридора.
— Это Арсений Ромуальдович! — оповестил я Виштальского, и громко крикнул: — Здесь мы! Вторая дверь!
Бодрый топот — и Вайткус возник на пороге. Был он в замысловатом кожаном полупальто с многочисленными «молниями» и в шапочке, которую позже назовут «чеченкой».
— Как моя внучка говорит: «Нарисовался — фиг сотрешь!» — расплылся в гагаринской улыбке директор Центра НТТМ «Искра». — Ефимыч, здорово!
Виштальский крепко пожал мозолистую руку.
— Ты чего не заглядываешь? Зазнался, поди?
— Всё в трудах, аки пчела! — хохотнул Ромуальдыч. — Я гаражи гляну?
— Давай, а мы тут, поверху…
Глядя вслед удалявшемуся Вайткусу, второй секретарь доверительно сказал:
— Если честно, Миша, то я пекусь не только о научно-техническом творчестве молодежи. У меня много друзей и в Киеве-батюшке, и в Москве-матушке, поэтому я в курсе свежих веяний. То, что вы продвигаете, Миша, совпадает с новым курсом партии — да, неустоявшимся, колеблющимся, но я чую перспективу! Помогая вам, я помогаю себе.
— Николай Ефимович, — отозвался я понятливо, — из вас выйдет отличный первый секретарь райкома КПСС. Нам такие люди нужны!
Виштальский рассмеялся, шутливо погрозив мне пальцем, и направился обратно в коридор, где слышна была неясная возня. Из закутка, куда спускались дырчатые ступеньки с чердака, выбрался Ромуальдыч, отряхивая свою кожанку.
— Кровля нигде не течет, — доложил он с живостью, — только хлама — горы.
Николай Ефимович пару раз озадаченно моргнул:
— Так ты ж вроде вниз спускался!
— Ефимыч, там все просто замечательно-о! — напел Вайткус. — В мастерской даже кран-балка есть, только тельфер — йок. Будем станки искать списанные, подшаманим — и в строй!
Второй секретарь отмел ладонью растрепавшийся пробор.
— Вы вот что… — он смолк, соображая. — Где-то после октябрьских соберитесь в Одессу. Там, на Пересыпи, будут сносить мехмастерские. Станочный парк старый, конечно, но у вас руки откуда надо растут…
— Справимся, — выдал я.
— Там и тельфер найдете, и кучу инструмента… Я позвоню, кому надо, бумаги оформлю, а вы… М-м… Грузовик сыщете?
— Школьный «газон» займем, — бодро отозвался Ромуальдыч.
— Какая-то мысль вертится в голове… — лоб Николая Ефимовича нахмурился, образуя на переносице складочку. — А! Вам надо обязательно потолковать с особистами… э-э… с чекистами. У вас же наверняка какие-то документы хранятся по всяким разработкам — протоколы опытов, журналы наблюдений? А то, знаете… — он посерьезнел. — Можно сколько угодно не верить в шпионов, но научно-техническую разведку никто пока не отменял!
