Профырчав мимо крошечной мечети, отстроенной еще османами, «уазик» обогнал чернокожих рыбаков, бредущих к морю. Одетые во что-то похожее на серые, ни разу не стиранные чехлы, они волочили на худых плечах сеть, свернутую в ворох, и меланхолично жевали кат. Легкий наркотик отуплял, и в глазах рыбарей проступала бессмысленность коровьего взора.
Неожиданно наперерез машине бросился долговязый сомалиец в «военке».
— Стоять! — завопил он на корявом русском, подпрыгивая и размахивая длинными мосластыми руками. — Я звать Салаад Габейре!
Юдин затормозил, нещадно пыля, и Ершов ухмыльнулся, тыча большим пальцем за плечо:
— Полезать!
Салаад мигом запрыгнул в «УАЗ», и выдохнул:
— Ехать!
Фыркнув, сержант погнал «козлика» к ПМТО, а вокруг простелилась желтая полупустыня «баскалия» с редко разбросанными безлистными, зато шипастыми деревьями. Вскоре показались припавшие к земле склады-ангары с полукруглыми крышами, казармы, госпиталь, штаб. Заблестела уйма бочек на складе ГСМ.
— Ходили сюда в наряд, — Юдин мотнул головой в сторону склада. — Ночью все остывает, и бочки гремят от перепада. Ух, ребята и дергались! Сразу в порт, товарищ старший лейтенант?
— Давай.
Завиднелись два клонящихся решетчатых крана и мачты судов.
Порт вписался в маленький заливчик, скорей даже лагуну — гавань и открытое море разгораживала широкая песчаная коса, посреди которой пузырилась каменная «могила шейха». Напротив усыпальницы громоздился плавучий док, «прикованный» к якорным банкам. Пришвартованная кормой к пирсу, покачивалась плавказарма ПКЗ-98, а у причальной стенки разгружался теплоход «Андижан». Три автокрана, взревывая и подвывая, выуживали из его трюмов ящики с оружием и боеприпасами, перебрасывая груз в автоприцепы. Тягачи «Петербильт» пятились задом, часто сигналя, а грузчики суетились, вирая.
— Целую эскадру подогнали! — возбужденно крикнул сержант.
Ершов приставил ладонь козырьком ко лбу. На рейде вразброс стояли три крейсера — «Адмирал Сенявин», «Владивосток» и «Ленинград», а с севера подходили еще два корабля — БПК
[36] «Василий Чапаев» и БДК
[37] «50 лет шефства ВЛКСМ». В силуэтах Гриша разбирался не слишком, но зоркий глаз Юдина отличал их влет.
— Видеть шейх! Видеть шейх! — залопотал Салаад, выпрыгивая из машины.
Ершов задрал брови. Да нет, не ошибся черномазый соратник — на пирсе, рядом с каперангом Усом, командиром ПМТО, прямил спину сам Моктар Мохамед Хусейн, будущая советская марионетка. Просторный, относительно белый наряд плоховато скрывал худобу шейха, зато неопрятная курчавая борода, отросшая за три месяца, спрятала узкое лицо, как под маской.
— Мое почтение, джаалле
[38] Хусейн, — сдержанно поклонился Григорий. — Принимаете груз?
Черные глаза шейха затлели предощущением славы и власти.
— Да! — выдохнул он, и тут же добавил сварливо: — Автоматы, гранатометы, пулеметы — это все очень хорошо, но нам нужны танки! Вертолеты и самолеты! Где они, джаалле Халид?
Ершов вспомнил давешний разговор с Юдиным и громадным усилием воли задавил улыбку.
— Как только под ваши знамена встанут тысячи бойцов, джаалле Хусейн, — мягко начал он, — как только они одержат первые победы, вам перебросят сорок истребителей МиГ-21МФ, десять бомбардировщиков Ил-28, вертолеты Ми-8, полторы сотни грузовиков ЗИЛ-157, танки Т-54 и Т-55, бэтээры и зенитки.
Его слова раздували огонь во взгляде шейха, как ветер вздымает пламя костра. Шумно выдохнув, Хусейн заговорил, будто с трибуны, отмахивая кулачком:
— Мои отряды растут и набирают силу! Шейхи и султаны кланов присягают мне! Дни Афвейне
[39] сочтены!
— Вы истинный гуулваадде — победный вождь! — подхватил Григорий, хохоча в душе, и Моктар Мохамед Хусейн засветился, как ночничок.
Вечер того же дня
Сомали, Лаас Гиил
Пустыня остывает быстро, как сковородка, снятая с огня. Солнце тонет за горизонтом, раскаленным ядром погружаясь в ночь — и плавятся небеса. Выси протаивают золотистым сиянием, оплывают красно-огневыми потёками, пышут оранжевым жаром, пока не выгорят дотла, до бескрайней космической черноты. И только звезды плывут над головой стынущими искрами, завихряясь в млечный дым.
Ершов передернул плечами, словно вселенский холод дохнул на него, и медленно прошелся по «русскому» пляжу. Белая сыпучка под ногами будто светилась, местами перемежаясь полосами тяжелых сажных песков. Очень удобный пляж — с моря его окаймляла полоса рифов, и ни одна акула не заплывала «за буйки».
Грига подавил тяжкий вздох. Всё у него хорошо, просто замечательно — и третью звездочку обмыли, и отец не нарадуется, что сыночек за ум взялся… Вот только без Марины любые победы уцениваются. Улыбка этой своенравной красавицы — вот истинная награда! А уж если «Росита» хоть чуточку погордится успехами «Халида», жизнь моментально обретет величайший смысл и значение.
— Товарищ старший лейтенант! — громадная фигура Юдина очертилась в потемках. — Все на месте, можно ехать.
— Едем, едем…
Ершов залез в просторную кабину «Петербильта», и сунул «калаш» под сиденье.
— Ствол с собой?
Сержант осклабился, похлопав по прикладу ручного пулемета.
— Мой размерчик!
— Ну, тогда я спокоен. Трогай! Нужно до рассвета сдать груз на аэродроме в Лаас Гиил, и вернуться.
— Успеем! — Юдин уверенно кивнул и завел мощный дизель.
Тягач, мерно клокоча всеми цилиндрами, покатил по плотному песку. Лучи фар шатались, будто выискивая дорогу, и вот вцепились в накатанную грунтовку, уже лишь вздрагивая на колее.
Пустыня таяла в потемках, подсвеченная дотлевающим закатом, гаснущей багровой полосой, разделявшей две черноты — неба и земли. Корявые акации будто приплясывали в свете фар, а порой шарахались прочь мелкие стада одногорбых верблюдов-мехари. Это был груз на экспорт — саудиты на том берегу Аденского залива охотно кушали верблюжатинку.
Чем дальше караван уходил от побережья, тем круче горбатились холмы — начиналось предгорье. Словно пограничные столбы близкого хребта, вытягивались термитники — глиняные конусы или пирамиды выше человеческого роста. Вспугнутые ревом моторов, порысила в ночь стайка голенастых страусов.
— Вот какими курями надо народ обеспечивать! — хохотнул Юдин, и осекся. — Товарищ старший лейтенант…
