— Вижу, — процедил Ершов. — Ребят предупреди!
Сержант забормотал в микрофон шипевшей рации, исподлобья глядя вперед, где дорогу загораживал шлагбаум из кривого ствола акации. Возле него прохаживался десяток с автоматами наперевес, а поодаль, на обочине, выдавались куполки акалов — «вигвамов» местных кочевников, крытых шкурами и тряпьем. Их окружали изгороди из колючих веток с устрашающими колючками.
Рокоча, «Петербильт» подкатил к шлагбауму.
— Скажи Армену, пусть осмотрится, — негромко скомандовал Григорий. — Уж больно наглеют черные. Как бы чего не припрятали в кустиках.
— Уже! — кивнул сержант. — Ара передал, что сходит прогуляться.
Успокоено кивнув, Ершов опустил стекло и выглянул.
— Что случилось, командир? — спросил он развязно, капризным тоном «белого сахиба».
Чернокожий повращал белками, и важно ответил, приосанясь:
— Мы — досмотровая команда. Нам поручено проверить груз!
— Пору-учено? — затянул Григорий. — Это кем же?
Страж поугрюмел.
— Много болтаешь, белая силька!
[40] Плати, давай!
— За что? — вытаращил глаза старлей.
— За досмотр! — глумливо ухмыльнулся черный.
Зашипела рация.
— Товарищ старший лейтенант, — тихо заговорил сержант. — Справа два КПВТ и расчеты. Ара спрашивает, что делать?
— Гасить! — неприятно улыбнулся Ершов, и перешел на сомали: — А сколько возьмешь, командир?
— Сто долларов с машины! — выпалил черный страж.
— Двадцать.
— Девяносто! — разгорячился «начохр».
— Ладно, ладно! Двадцать пять.
— Товарищ старший лейтенант, — вмешался Юдин в торг. — Чисто!
— Восемьдесят! — азартно воскликнул сомалиец.
— Согласен!
Григорий отворил дверцу, и сошел, дружелюбно улыбаясь. «Стечкин» будто сам прыгнул в руку, и два выстрела слились в один. Пули легли рядом, разрывая черному бойцу его жадное сердце.
Полыхнули фары, слепя охранников, и на дорогу тяжело соскочил Юдин, разворачивая РПК. Пока подбежали бойцы Хусейна, очередь скосила половину «досмотровой команды». Трое или четверо бросились в пустыню, их догнали одиночные — стреляли «ниндзя» Армена Багирова. И тишина…
— Какая выучка! — впечатлился шейх. Склонив голову, выслушал доклад подлетевшего парнишки в одних шароварах да чалме из грязного полотенца, и озабоченно поцокал языком. — Плохо дело, «Халид». Нас остановили не простые солдаты, а «красные береты», гвардейцы Сиада!
Ершов пожал плечами.
— Войну не сохранить в тайне, джаалле Хусейн. Вот она и началась…
— Товарищ старший лейтенант! — донесся грубый голос из темноты. — Тут местные! Просят, чтобы их не убивали!
— Пастухи?
— Козлодеры… э-э… Козопасы!
— Скажи, если зароют убитых, мы их не тронем!
Неожиданно с востока накатил свистящий гул. Темная туша самолета с погашенными огнями пронеслась невысоко, пугая тощих коз.
— Наш борт, товарищ старший лейтенант! «Ан-24», по-моему.
— Сержант, — улыбнулся Ершов, — еще раз назовешь меня по званию, схлопочешь наряд вне очереди!
— Есть, товарищ командир!
— Два наряда.
— Да, Григорий, — исправился Юдин.
— По машинам!
Десятью минутами позже автоколонна затерялась в ночи. Боязливые пастухи, поглядывая на небо, откуда едва не слетела белая птица Рух, разбрелись, стаскивая мертвецов. Голоса кочевников звучали все громче, все веселей — столько богатств обрести за одну ночь! Оружие белые унесли с собой, но какие крепкие у солдат ботинки! А простреленную одежду женщины отстирают и заштопают.
— Ру-ух! — взвился отчаянный крик.
Огромная тень парила над пустыней. Раскинув белые крылья, птица ревела, с торжеством покрывая простор.
Пятница 27 ноября 1975 года, день
Первомайск, улица Шевченко
— Тысяча двести сорок рублей, — мама сгребла фиолетовые и красные купюры в аккуратную стопочку, и подвинула к Рите.
Девушка покачала головой.
— Лидия Васильевна, пусть они лучше у вас.
— Рит, — сказал я тихонько, — считай, это тебе папа передал.
— Да я понимаю… — Сулима крепко сплела пальцы, борясь с неловкостью. — Просто… я и так у вас живу, мешаю постоянно…
— Глупости! — энергично отпустила мама. — Ничего ты не мешаешь! А на мою Настю ты даже хорошо влияешь. Вон, как вчера убрались везде, сплошная чистота и сияние!
— Настя, бывает, даже меня не слушается, — ухмыльнулся я, — а с тобой ходит строем, как солдат за старшим сержантом!
На Ритином лице проступила улыбка.
— Ладно, — решилась мама и отсчитала сотню. — Топайте по магазинам, а я пока с ужином помудрю.
— Картошки принести? — вызвался я.
— Да не надо, есть еще… О! Сахару возьми. И яиц! Сделаешь нам шарлотку.
— Слушаюсь!
— Шагом марш!
Выйдя из подъезда, я покосился на Риту. Внешне девушка выглядела, как всегда — ослепительно, и только я отмечал в ней спад былой беззаботности. То взгляд потухнет, то уголки губ опустятся, то складочка нарисуется между соболиных бровок. Глухие переживания вершили свою подрывную работу в загадочной девичьей душе, черня мысли и подтачивая веру. Мне туго приходилось — Инна не выходила у меня из головы, ее соблазнительный фантом постоянно вился вокруг, ближе к ночи становясь мучительно осязаемым, а тут еще Рита!
— Выпрямись, — велел я, и девушка развернула плечи.
— Куда пойдем? — она взяла меня под ручку, и зашагала рядом, приноравливаясь к моей походке.
— В гастроном, — указал я курс. — А потом — в универмаг. У тебя белые трусики закончились.
— Еще же синие есть, — заулыбалась Сулима, и на ее щеках протаяли две приятные ямочки.
— Белые тебе больше идут.
Рита шаловливо стукнула меня рукой в варежке.
— Молчу, молчу… — бормотнул я, исполняясь смирения.
В гастрономе на углу держался спокойный гул, и очередей не стояло — явный признак, что ничего особенного не «выбросили». Я купил сахару, и плавленого сырку «Янтарь» в круглой коробочке. Не хуже «Камамбера», на мой вкус. Дюжая продавщица с красными бусами, лежавшими — именно лежавшими! — на мощном бюсте, отсчитала сдачу и неожиданно заулыбалась.
— Здравствуй, Ри-иточка! — пропела она.
— Здравствуйте, Нина Павловна, — смутилась Сулима.
