Наполеонов на аппетит никогда не жаловался, поэтому рядом с ним скоро образовалась горка из освободившейся от еды посуды.
– Можешь начинать, – сказал он, запивая сладким чаем третье по счёту пирожное.
– Шура, ты не лопнешь? – спросила, улыбаясь, Мирослава.
– Не волнуйся за меня, подруга, ты же знаешь, я всегда с собой ношу иголку с ниткой, если лопну, поможешь зашиться.
Мирослава фыркнула. В открытое окно ветер занёс гудок парохода.
– Надо же, люди совершают прогулки по реке. День-то и впрямь чудесный, а мы тут, – вздохнул Наполеонов.
– Ладно, не ворчи. Лучше слушай. Я пообщалась с соседями Геликанова. Оказывается, в их дворе два дня крутился фотограф, снимал двор, его обитателей, якобы для конкурса. Но, позвонив в администрацию, я выяснила, что проведение какого-либо конкурса в ближайшее время не планируется и никакого фотографа они никуда не посылали. Отсюда следует, что самозваному фотографу просто нужна была солидная легенда для прикрытия. Фотографии же ему, как мне думается, требовались только Прокофия и Оксаны. И я хочу знать, кто его нанял.
– Так я тоже хочу! – отозвался Шура.
– Вот и найди его. У полиции для этого возможностей больше.
– Ну, ты хватила! Прямо через край. Есть его описание?
– Есть. Я всё записала. Но по описанию его сто лет не найти.
– Вот! – удовлетворённо кивнул Шура.
– Но есть примета. – И она поведала ему о шраме.
– Кроме того, один внимательный свидетель считает, что самозваный фотограф – бывший мент.
– Ага. А ты как считаешь?
– Я тоже считаю, что он служил в милиции, а может быть, и в полиции успел послужить. И я уверена на девяносто девять процентов, что работает он в небольшом детективном агентстве, может быть, даже является его владельцем.
– Открыл после ухода в отставку? – Шура задумчиво потеребил мочку уха.
– Я думаю, – осторожно проговорила Мирослава, – полиция сумеет отыскать ушедших на пенсию и имеющих такой шрам. Не думаю, что их будет много.
– Я тоже не думаю, но поиск займёт некоторое время.
– Ничего. Пока займёмся другими делами.
– Ты думаешь, что его нанимал Четвертков?
– Если честно, то сомневаюсь, несмотря на то что фотографии найдены у Людовика. Скорее всего, планировалось внушить полиции мысль, что Четвертков следил за Оксаной. Но я в это не верю.
– ?!
– Сам подумай, они расстались, когда Оксана ещё не была знакома с Геликановым. Если Четвертков хотел вернуть девушку, то попытался бы сделать это раньше.
– Может, он только сейчас опомнился?
Мирослава усмехнулась:
– Начал хвостом ходить за Оксаной?
– Не сам, детектива нанял.
– Но Оксана никакой слежки не заметила.
– Умелого детектива не заметишь.
– Если он умеет становиться невидимкой, то почему подставился, делая фотографии?
– Ну, мало ли…
– Много. Я уверена, что у фотографа изначально имелся домашний адрес не Оксаны, а Прокофия.
– Что вселяет в тебя такую уверенность?!
– Интуиция, – туманно отозвалась Мирослава.
Шура фыркнул.
– Ещё я хочу, чтобы ты, Шурочка, поподробнее узнал о родственниках Четверткова.
– Так они в Тюмени.
– Все?
– Четвертков счастливый человек, их у него было мало.
– Шура! Как можно называть счастливым человека, в которого воткнули нож, – укорила Волгина.
– Я имел в виду, был счастливым… Ладно, ладно, не смотри так, обмишулился. Исправлюсь. А почему тебя вообще взволновали его родственники?!
– Видишь ли, ребята, которые работали с Четвертковым, говорят, что его не так давно навещал какой-то родственник. И Людовик был этим недоволен.
– Могу его понять. А кто именно приезжал, он не рассказал своим приятелям?
– Не приятелям, коллегам.
– Пусть коллегам.
– Нет, по словам знавших его людей, Людовик бы человеком необщительным, даже замкнутым.
– Четвертков был необщительным, Геликанов тоже. Странным образом парней выбирает Арефьева, как по трафарету. – Шура задумчиво почесал переносицу.
– Ничего странного, Шурочка. Психологи давно уже говорят, что каждый из нас выбирает определённый тип партнёров. То есть все возлюбленные одного человека имеют общие черты.
– Ага, психологи, – ухмыльнулся Наполеонов, – слушай их больше. Они же тоже есть хотят, вот и строят свои теории от очевидного до невероятного.
– Я же не прошу тебя слушать всех психологов. Но к тому, что подтверждает жизнь, стоит прислушаться.
– Ладно, скорее всего, ты тут права. Поэтому не буду спорить.
– И ещё, Шура, девушка.
– Какая девушка?
– Новая девушка Людовика. О ней упоминала соседка Людовика, и коллеги Четверткова тоже считают, что она была. Но никто её не видел.
– И что?
– А то, зачем девушке скрываться?! Это странно, я бы даже сказала, очень…
– Может, просто так получилось…
– С каких это пор ты стал верить в случайности? – усмехнулась Мирослава.
– Действительно, чертовщина с этим Четвертковым получается, – согласился Наполеонов.
– Девушку надо найти…
– Вот и ищи. Нечего на полицию всю работу перекладывать.
– И ещё чердак, – проговорила Мирослава, не вслушиваясь в ворчание друга детства.
– Какой чердак?! Мой или твой?
– Чердак в подъезде, где живёт Геликанов.
– А что с этим чердаком?
– Он открыт.
– Эка невидаль.
– И всё-таки. Я познакомилась с очень интересным дедом, он считает, что чердак приватизировали влюблённые парочки. Открывают замок шпилькой и резвятся там, забывая или не считая нужным закрыть его снова после своего ухода.
– Очень может быть, – усмехнулся Шура.
– Но я так не думаю.
– Почему?
– Ты бы, Шура, хотел заниматься сексом на чердаке?
– Я – нет.
– И я нет.
– Мы не можем судить по себе о других. Есть любители всяких безобразий и антисанитарии тоже. Не забывай и о безбашенных малолетках.
– Согласна, есть всякие индивиды. И всё-таки, я думаю, дело тут не в озабоченных подростках…
– А в чём?
– Может, там кто-то прятался.
