– А может, это вы племянника своего убили? – лениво спросил Наполеонов.
– Я чё? Я дурак?! – завопил Четвертков. – Я же вам говорю, что и девку тоже не хотел убивать, только попугать.
– Но вы её едва не убили!
– Так вышло! Нечего ей было скакать, как коза на гороховом поле.
Раздался звонок в дверь. Настя тенью проскользнула в прихожую, и вскоре в комнату с топотом ввалились несколько человек. Четверткова обыскали, внесли в протокол наличие ножа и увезли в отделение.
Когда дверь за полицией закрылась, Настя снова бросилась на шею Наполеонова и зарыдала:
– Александр Романович, миленький…
– Ну-ну-ну. – Следователь похлопал девушку по спине и, поймав насмешливый взгляд Мориса, снова попытался отлепить её от себя.
– Анастасия Львовна, – приговаривал он, – Настенька, всё плохое осталось позади, больше никто вас не потревожит. – Видя, что Царькова не ослабляет хватку, Наполеонов вместе с ней начал тихонько пятиться к дивану, куда они и упали вдвоём.
– Ох, – вырвалось у девушки, и руки её разжались. Она посмотрела на сердитого следователя и проговорила: – Простите, пожалуйста, Александр Романович, я так испугалась.
– Вижу, но теперь всё в порядке. Ложитесь и поспите.
– Я не усну!
– Это вам только так кажется, – и он быстро направился к выходу.
Уже на улице Морис, не переставая улыбаться, спросил:
– Куда сейчас?
– Досыпать. – И, уже почти забравшись в свою машину, он окликнул Миндаугаса: – Морис!
– Что?
– Если ты всё это живописуешь Мирославе! – Шура показал кулак.
Морис хохотнул и ответил:
– Надеюсь, про шантажиста ты ей сам расскажешь за завтраком, а о гражданке Царьковой я обещаю не упоминать. – Не выдержав, Миндаугас расхохотался.
– Ты просто мне завидуешь, – бросил Шура, закрыл дверцу автомобиля и тронул «Ладу Калину» с места.
До коттеджного посёлка они добрались почти под утро и разошлись по своим комнатам, надеясь поспать хотя бы часа два. Вопреки их ожиданиям Мирослава не бодрствовала до их возвращения, а спокойно спала в своей комнате. Зато проснулась она раньше Мориса, спустилась вниз, заварила чай, пожарила яичницу с луком и колбасой, приготовила бутерброды с сыром.
Морис и Шура вошли на кухню одновременно и разом воскликнули:
– О!
Мирослава проигнорировала их изумление.
– Садитесь завтракать, – сказала она, – и рассказывайте о своих ночных приключениях. Времени у нас, как я понимаю, в обрез. – Она выразительно посмотрела на Шуру. Тот кивнул с набитым ртом.
Когда всё приготовленное Мирославой было съедено, Наполеонов рассказал ей о событиях прошедшей ночи.
– Значит, к убийству Людовика Четверткова приблудный дядюшка отношения не имеет, – сказала она.
– Это точно, – согласился Наполеонов, – но я всё равно приложу все усилия, обеспечив ему отдых и лечение. – Он многозначительно посмотрел на собеседников.
Мирослава в этом не сомневалась, зная, что её друг детства ненавидит наркоманов, не принимая во внимание мнение тех, кто считает их больными страдальцами. Шура был уверен, что наркоманом человек становится по собственному желанию и чаще всего это происходит с теми, у кого душа и жизнь пусты, нет ни характера, ни воли. Любой может в короткое время оценить пагубность привычки и обратиться за помощью, а если нет, то поговорка «на нет и суда нет» сюда не подходит. И суд должен быть, и принудительное лечение. Мирослава, в общем-то, была с ним согласна.
– Прокол у нас вышел в том, – вздохнул Наполеонов, – что никто не знал, что у Четверткова был дядя.
– Сестра Людовика о нём не упоминала?
– В том-то и дело, что нет. Видно, она не хотела ничего о нём слышать. И, не пустив беспутного родственника в дом, тотчас выкинула его из головы. Кто ж знал, что он племянника разыщет…
– Хорошо хотя бы то, что его задержали, пока он больших дел не натворил, – проговорила Волгина.
– Если бы он окончательно не профукал все мозги, то ни за что не согласился бы приехать на квартиру к Арефьевой, вполне резонно заподозрив ловушку.
– Насколько я поняла, он принял Настю за Оксану.
– Да, этот тип был уверен, что девушка отделалась после его наезда лёгкими ушибами и находится дома.
– Он ничего не говорил про новую подругу племянника?
– Нет, Людовик не стал знакомить с ней дядю-наркомана.
– Его можно понять…
– Ладно, – Шура поднялся из-за стола, – спасибо за завтрак, лечу на работу.
Через некоторое время после отъезда Наполеонова Мирослава тоже покинула дом, решив навестить водителя жёлтой «Лады», на которой уехала неизвестная, побывавшая в квартире Четверткова после его гибели.
Ей повезло, во-первых, Липатов Андрей Маркович оказался дома – он работал водителем, и сегодня ему нужно было выходить на работу во вторую смену, а во-вторых, он, заглянув в удостоверение Мирославы, согласился с ней поговорить и любезно пригласил её пройти в квартиру. Они разместились в угловой комнате, выходящей окнами на дорогу. Мебель в комнате была ещё советских времён, но хорошо сохранившаяся. Мирослава села на мягкий стул, затянутый малиновым чехлом. Хозяин дома закрыл окно и сел напротив неё на точно такой же стул.
– Я вас слушаю, – произнёс он.
Мирослава успела хорошо разглядеть коренастую фигуру, каштановые густые волосы, седину на висках Липатова, и ей понравились его доброжелательные карие глаза.
– Вам, Андрей Маркович, ни о чём не говорит эта дата? – Она назвала число.
– Собственно, нет, – пожал он плечами, – что-то случилось в этот день?
– В этот день вы подвозили девушку, блондинку…
– Девушку? – переспросил он, задумавшись. – Точно, вспомнил. Она остановила меня на Дворянской и попросила довезти её до дома на Старосельцевой, потом подождать и отвезти на Магнитскую.
– Вы так и сделали?
– Да, – кивнул он.
– У девушки были с собой вещи, когда она садилась в машину?
– Нет, только небольшая сумочка.
– А когда вернулась?
– Тоже ничего, кроме сумочки, не было.
– Вы долго её ждали?
– Нет, минут двадцать.
– Она не показалась вам взволнованной?
Он пожал плечами:
– Если она и нервничала, то самую малость.
– И ничего странного в её поведении вы не заметили?
– Когда мы выехали со двора, она как-то странно улыбалась и была вся в себе.
– У неё не было особых примет?
