– В Третьяковке не фотографии, а картины, – улыбнулся Валерьян.
– А то я не знаю, один ты у нас такой умный, – проворчал Шура, – вот тебе адрес, и поезжай.
– Слушаюсь, господин следователь, – усмехнулся фотограф и скрылся за дверью, прежде чем Наполеонов ему что-то ответил.
– Ах, какой красавчик, – вздохнула Элла, глядя вслед удаляющемуся Легкоступову.
Шура тем временем анализировал результаты экспертизы и ни на йоту не сомневался в том, что Оксану хотели убить. Его не смущало то, что миндалём были посыпаны оба пирожных. Из этого следовало только то, что у отравительницы аллергии на миндаль не было.
Теперь предстояло выяснить, кто мог знать об аллергии Арефьевой. Начать он решил с самой близкой подруги. Настю уже проинформировали о случившемся с Оксаной. И он позвонил ей на сотовый, желая узнать, дома она или всё ещё с подругой в реанимации.
Девушка отозвалась почти сразу:
– Слушаю.
– Настя, это Наполеонов.
– Я узнала.
– Нам надо поговорить.
– Хорошо, – тихо отозвалась она. И он догадался, что девушка плачет.
– Настя, вы дома?
– Да, у себя дома.
– Вы ведь живёте недалеко от Оксаны.
– Да, рядом. Мне прийти туда?
– Нет, если вы не возражаете, то скажите свой адрес, и я приеду. Только не сейчас, а попозже. Вы не против?
– Нет. Записывайте адрес.
– Говорите, я запомню.
Она назвала улицу, номер дома и квартиры и отключилась первой, забыв попрощаться.
В самом деле, зачем прощаться, если они собираются вечером встречаться…
Глава 17
Весенний день медленными шагами приближался к вечеру, но до заката было ещё очень далеко. Валерьян любил это время года и радовался, что поездка в коттеджный посёлок к детективу позволит ему какое-то время побыть на природе. Его серая «Лада Веста», казалось, тоже была рада прогуляться и с удовольствием наматывала километры дороги на свои быстрые колёса.
Он вспомнил, что, увидев Мирославу Волгину впервые, засмотрелся на неё, а она подмигнула ему и пропела: «Ты сними, сними меня фотограф». А когда она ушла, он долго смотрел ей вслед и лишь потом спросил у оказавшегося рядом Наполеонова:
– Кто это?
– Частный детектив Мирослава Волгина, – ответил Шура и добавил: – Но ты очень-то на неё не засматривайся.
– Это ещё почему?
– Поматросит и бросит.
– А тебе что за забота?
– Не хочу терять ценного сотрудника, – усмехнулся Наполеонов.
Вообще-то Валерьян был совсем не против того, чтобы она начала его матросить… Хотя оказаться брошенным, конечно, не хотел.
И вот теперь он едет к ней домой. Легкоступов остановился у ворот и нажал кнопку звонка. Через какое-то время ворота разъехались, и Валерьян увидел парня примерно одного роста с ним, тоже блондина, только с волосами на тон или два светлее. Тот выжидающе смотрел на Валерьяна.
– Я Валерьян Легкоступов, из полиции. Мне нужна Мирослава Волгина. Я привёз фотографии, которые она просила.
– Морис Миндаугас, сотрудник агентства, – представился парень и отступил.
Серая «Лада Веста» прошуршала колёсами по подъездной дорожке и замерла, Валерьян выбрался из салона.
– Заходите.
Легкоступов вслед за Миндаугасом вошёл в дом, навстречу вышла Мирослава. Она обменялась приветствиями с фотографом и сказала, что удобнее всего поговорить им будет в гостиной.
Они расположились в креслах. Валерьян достал фотографии, и Волгина разложила их на столике. Она с интересом рассматривала каждую из них. И думала о том, что Шура, пожалуй, прав, для полицейской надобности фото были слишком художественными и место им было не в папке, а в салоне.
Она подняла глаза на фотографа и улыбнулась:
– Красиво.
Он неожиданно для себя смутился.
– Я старался.
– Здесь нет фотографии Ирины Владимировны Римашевской.
– Наполеонов сказал, что она в Светлогорске.
– Да, я знаю. Значит, она до сих пор не объявилась?
Он покачал головой.
– Ну, что ж, придётся подождать.
Морис тем временем не сводил глаз с Легкоступова. Он сам не мог сказать почему, но Валерьян ему не нравился… Не нравилось его лицо, которое напоминало лица древнерусских князей, не хватало только бороды. Не нравились серые глаза, слишком ясные и сияющие непонятно откуда исходящим светом. Не нравилось, как он смотрел на Мирославу, как улыбался ей. А когда они снова наклонились над фотографиями и их головы почти соприкоснулись, сердце Миндаугаса сжалось так сильно, что он ощутил почти физическую боль.
Наконец Мирослава оторвалась от созерцания запечатлённых фотографом девушек и сказала:
– Давайте выпьем чаю.
Она не стала просить Миндаугаса накрыть на стол, сама заварила чай, разлила его по чашкам и расставила на столе угощение.
Сначала Морис облегчённо вздохнул, а потом вдруг подумал с ужасом: «Неужели она заметила мою реакцию на фотографа? Только этого мне не хватало для полного счастья». Он постарался взять себя в руки и порадовался тому, что ещё подростком научился оставаться внешне невозмутимым при любых обстоятельствах.
А вот Легкоступов явно этой способностью не обладал. Он вспыхивал всякий раз, когда Мирослава обращалась к нему с вопросом или замечанием, не относящимся к делу. Когда же она снова перевела разговор в деловое русло, Валерьян сразу успокоился и толково разъяснил ей, как именно он снимает, как выбирает ракурсы и почему всё это делает именно так. Чувствовалось, что он настоящий мастер и любит дело, которым занимается.
Мирослава слушала его с искренним интересом. И Морис сам не заметил, как увлёкся рассказом фотографа и даже стал задавать вопросы.
– Тебе нравятся ватрушки? – неожиданно спросила Мирослава.
– Очень, – признался Валерьян и спросил простодушно: – Вы сами их испекли?
Мирослава весело расхохоталась.
Парень сообразил, что ляпнул что-то не то, и пробормотал смущённо:
– Простите.
– Ну что ты, – не переставая смеяться, она дотронулась до его руки, – я готовить не люблю. Могу, конечно, что-то сообразить, если сильно прижмёт, но кулинарного таланта во мне нет ни на йоту.
– Значит, вы их купили в кулинарии? Около моего дома тоже есть очень хорошая кулинария.
Мирослава взяла за руки Миндаугаса:
– Их приготовили вот эти золотые руки, – сказала она.
– Правда? – Глаза Валерьяна и Миндаугаса встретились. Тут он вспомнил, что Наполеонов как-то рассказывал, что Мирославе крупно повезло, у неё теперь незаменимый помощник, он не только помогает ей раскрывать дела, но и кормит её, и поит, как в редком ресторане. Короче, повезло.
