– Почему? – с любопытством спросила она.
– Готовите вы хорошо, а для голодного следователя такой козырь любые улики побьёт.
Анастасия поймала лукавый взгляд Шуры и улыбнулась.
– Мир? – спросил он.
– Мир! – Она хлопнула по его подставленной ладони.
* * *
На следующее утро Мирослава позвонила Епифанову.
– Добрый день, Анатолий Сергеевич!
К удивлению детектива, он сразу узнал её голос.
– Добрый день, Мирослава Игоревна!
– Надеюсь, я вас не разбудила?
– Ну, если бы я так долго почивал, мой ресторан давно бы прогорел.
– Извините, что тревожу.
– Обойдёмся без прелюдий, – попросил он серьёзно.
– Хорошо. Скажите, Анатолий Сергеевич, у вас не завалялись случайно фотографии Ирины?
– Не случайно, а намеренно я все фото Иры порвал.
– Понимаю… Тогда ещё один вопрос.
– Слушаю.
– Вы не знаете, умела ли Ирина открывать замки шпилькой?
Мирославу насторожила затянувшаяся пауза.
– Анатолий Сергеевич, – позвала она.
Он вздохнул.
– Видите ли, у меня в деревне есть домик, больше напоминающий сарай… От прабабушки достался. Мы с ребятами там ночевали раньше, когда на рыбалку ездили. А тут такое дело, – он замялся, – захотелось нам с Иркой дикой романтики, и мы туда махнули вдвоём. Уже когда приехали, я обнаружил, что ключи дома забыл. Замок там пустяковый, я попросил у Ирки шпильку и открыл его. Ей это так понравилось, что она потом тренировалась на замке от сарая. Вопила от радости, что у неё получается, как оглашенная.
– Спасибо вам большое, Анатолий Сергеевич.
– Не за что, Мирослава Игоревна, – усмехнулся Епифанов и предложил: – Может, заглянете вечером в «Серж», посидим вдвоём, обсудим наши дела…
– Спасибо, Анатолий Сергеевич, но у меня любовник жутко ревнивый, – засмеялась она и отключилась.
Епифанов посмотрел на себя в зеркало и сказал своему отражению голосом Фрунзика Мкртчяна:
– «Валик-джан, я тебе один умный вещь скажу, но только ты не обижайся: ты и твой Лариса Ивановна не две пары в сапоге».
Глава 18
Шура звонил днём и обещал приехать после семи вечера. О чём Морис и сообщил Мирославе, добавив, что голос у Наполеонова был измученный.
Когда же позвонил старший брат Прокофия Геликанова Василий, Миндаугас сразу соединил его с Мирославой. Клиент нервничал, проявлял нетерпение. Дежурное «мы работаем» его не устраивало.
– Мой брат сидит в узилище! – грохотал Василий Афанасьевич.
– Об этом вы должны поговорить со следователем.
– Разговаривал я с господином Наполеоновым, так этот узурпатор убедил Прокофия, что ему лучше посидеть. Что вы на это скажете?
– Ничего. Меня не касаются договорённости вашего брата со следователем. Моё дело искать того, кто подставил Прокофия.
– Вот и ищите! – рявкнул Василий и швырнул трубку.
– Бушует? – сочувственно спросил Морис.
– Бушует, – ответила Мирослава, – что же ему ещё остаётся делать.
Шура приехал неожиданно рано.
– Курица ещё в духовке, – сказал Морис, впуская его в дом.
– Бог с ней, с курицей, – отмахнулся Наполеонов, – ты мне хотя бы бутерброд какой-нибудь на язык положи. Где Слава?
– В библиотеке, читает сборник педагогических статей Белинского, Герцена и Чернышевского.
– Чё? Чего она делает?! – задохнулся Шура.
– Читает, – невозмутимо ответил Морис.
– Про читает я понял! А кого она воспитывать собирается, тебя или Дона?!
– Судя по твоему поведению, воспитывать она будет тебя, – усмехнулся Морис и исчез.
– Ты куда? – крикнул ему вдогонку Наполеонов.
– За бутербродом для голодающего копа, – донеслось в ответ.
– Тогда парочку прихвати, я одним не наемся! – заорал Шура, боясь, что его не услышат. А когда ответа от Мориса не последовало, он тяжело вздохнул и отправился искать Мирославу.
Она сидела на диване в библиотеке, в одной руке держала книгу, а другой гладила Дона. Кот мурлыкал так громко, что работающий трактор поостерёгся бы с ним соревноваться.
– Привет, – сказал Шура, садясь рядом.
– А, это ты, привет, а чего так рано? – спросила она, не отрываясь от страницы.
– Слава, у тебя совесть есть? – вопросом на вопрос ответил Наполеонов.
– В смысле? – машинально поинтересовалась она.
– В том смысле, что работы непочатый край! Клиент твой, кстати, в ярости. А она книжки почитывает! По пе-да-го-ги-ке! – произнёс он по слогам.
Мирослава наконец оторвала глаза от страницы и посмотрела на Наполеонова:
– Шур, а ты знаешь, что сказал Белинский…
– Он много чего сказал, – перебил её Наполеонов.
– Ну, вот, например: «Человек страшится только того, чего не знает; знанием побеждается всякий страх».
– Ага, – хмыкнул Наполеонов, – допустим, ты знаешь, что за углом стоит человек с револьвером, и чем тебе это знание поможет?
– Во-первых, я могу придумать, как его обезоружить. Если же я не обладаю такой возможностью, то просто не пойду за этот угол. Удовлетворён?
– Нисколько!
– Шура, а ты никогда не задумывался над тем, что люди совершают преступления потому, что в детстве их неправильно воспитывали?
– Это тебе кто сказал, Герцен или Чернышевский?
– Оба вместе, и не только они.
– Ты ещё Макаренко с Сухомлинским начитайся и иди работать с трудными подростками! – раскипятился Шура.
– Ну, чего ты злишься? – спросила она и погладила нежно его рыжеватые волосы.
– Не злюсь я. – Он поймал её руку и уткнулся в неё носом.
– Я не помешал? – спросил входящий с подносом Морис.
– Если с едой, то не помешал, – оживился Шура и, не дожидаясь, пока Морис поставит поднос на стол, схватил бутерброд с сыром и ветчиной.
– И почему ты всегда такой голодный? – улыбнулась Мирослава.
– Потому что работа у меня собачья.
– Но ты и в детстве такой же был!
– В детстве я тоже выполнял работу.
– И какую же, позволь тебя спросить?
– Я рос!
– А другие, можно подумать, нет.
– Дылды, – Шура покосился на Мирославу и Мориса и пододвинул тарелку с оставшимися бутербродами поближе к себе, – для достижения цели прикладывают меньше усилий и потому тратят меньше калорий.
