«Они смотрят на тебя, – простонал внутренний голос. – У них узкие морды под капюшонами, волчьи морды, густо поросшие шерстью».
Не оборачиваясь, Рома потрусил по аллее. Ветви поскрипывали. Плотный туман увяз между деревьев, как тополиный пух в майской траве. Серебристая мгла застревала в чреве зданий. Асфальт из сна ничем не уступал настоящему.
Тук! – раздалось сзади. – Тук-тук-тук.
Бит-квартет ублюдков, тех, из монастырского леса, идет за ним. Идет, хихикая, и биты волочатся, ударяясь о ступени.
«Нет! – воспротивился он панике. – Это капает вода!»
Он много раз бывал в яхт-клубе. Купался, загорал, фотографировался. Просто гулял. Ни малолетки Речного, ни захудалые бродяги не представляют угрозы для него, здорового лба. Здесь устраивают велосипедные квесты, пьют пиво, трахаются. Играют в пейнтбол – руины усыпаны желатиновыми пульками.
В прошлом году он приводил сюда Олю Старыгину, одногруппницу. Набрался смелости, пригласил:
– Ты в таком месте не бывала…
– Ну, идем, – сказала Оля, на которую он засматривался со вступительных экзаменов.
Старыгиной отдых не понравился совершенно. Уже на походе к яхт-клубу стало понятно, что зря он рассчитывал поцеловать самую красивую студентку потока. Оля натерла мозоль, ее ужалила оса. При виде пляжа (без кабинок и прочих удобств) она спросила: «В какую дыру ты затащил меня, Вещук?» И потребовала вызвать такси. Успокоившись, все же посидела с ним на берегу, насупившись и демонстративно зажав ноздри.
Старыгина в подметки не годилась Сашеньке.
Он сосредоточился на Саше, умной, чудесной, длинноногой. Попробовал скорректировать жанр сна.
Кто-то проскочил за деревьями. Постаменты опустели – статуи выкорчевали себя из тумб и теперь рыскали в темноте. Осталась только женщина с веслом в устье аллеи.
Рома покосился через плечо.
Квартет не торопился, забавляясь в тумане, стуча битами по земле.
Желтые клыки и красные глаза. И слюна на подбородках.
Женская статуя рассматривала Рому с возвышения. Под голой округлившейся грудью выпирал живот. Гипсовая дама находилась «в положении», и лицо ее изменилось. Прототипом этой новой статуи явно была соседка Саши, официантка из «Водопоя».
Тук! – шарахнуло справа, Рома побежал по аллее. Боковое зрение сообщало, что за постаментами, за деревьями, за фонтаном прячутся оборотни с битами.
У ворот, в тени, стоял человек, Рома сбавил шаг.
– Выпустите меня! – взмолился он.
Человек захрапел, оторвался от решетки. Тьма соскользнула с него, как черная вуаль, и Рома в ужасе попятился.
К нему шаркал крупный мужчина, голый, не считая атласного халата. На халате были изображены павлины, под тканью вздрагивало толстое волосатое брюхо. Опухшие ноги едва волочились, с атласа текла вода. У мужчины была тяжелая челюсть без губ. Торчащие зубы окантовывали неровные гребешки плоти. Нос провалился, веки отсутствовали, отчего глаза казались мячиками в лунках. Лицо разбухло, приобрело оттенок сырой говядины с душком. Лопнувшие щеки были гнилостно-зелеными.
– Раки, – сказал мужчина. В его горле булькало, в брюхе – урчало.
«Раки обглодали мой труп» – вот что он имел в виду.
– Не приближайтесь! – взмолился Рома.
Его накрыло вонью канализации, скисшей ухи, мертвечины.
– Зна-ешь, – отрывисто проговорил живой труп. – Зна-ешь, как в старину называли раков?
– Нет! – закричал Рома. – Пожалуйста!
Из кустов выходили, поигрывая битами, люди. Мертвец напирал всей смрадной тушей.
– Как называли раков?
Холодная рука легла Роме на затылок. Он проснулся за мгновение до того, как биты размозжили ему голову.
14
Наследство
Саша распахнула окна и включила группу «КИНО». Цой пел про пачку сигарет, а она танцевала на кухне, кружила вокруг швабры, как вокруг микрофонной стойки. Сверчок прекратил вылизывать брюшко и удивленно наблюдал за хозяйкой. Он по-прежнему игнорировал лоток, предпочитая ходить за кухонный шкаф. Саша сказала, что, если так будет продолжаться, мама выставит на улицу их обоих.
– Не так уж плохо на сегодняшний день! – басила девушка.
Дом подставлял солнышку свои бока, квартиру насыщал свет.
Саша подбросила и поймала яблоко, грызнула его.
– Ну что? Возьмемся за кладовку?
Сверчок махнул хвостом.
Саша придирчиво осмотрела чулан. Он был гадким утенком, паршивой овцой на фоне облагороженных комнат. Выцветшие лиловые обои украшали бурые кляксы. Паутина. Потолок шелушился, а вертикальная труба в углу облупилась и почернела. Пятно на задней стене напоминало очертаниями человека. Женщину. Ведьму. Вон растрепанные патлы, вон длинная, до потолочного карниза, лапа. И выпученное око – им притворилась сухая моль в сетях паука. Того и гляди силуэт отпочкуется от обоев, лапа полоснет нестрижеными ногтями.
При мысли о ведьме, Гильдеревой, настроение резко испортилось, даже солнечный свет померк.
Чулан – единственная жилплощадь, которую заслужила тетка. Неужели в ее венах течет та же кровь, что текла в венах Альберта и бабушки Зои?
Перед глазами Саши возникла Валерия Вячеславовна Гильдерева. Волосы завязаны в такой тугой узел, что скальп оттянулся и брови отползли на лоб. Неизменные брючные костюмы, неизменный муж, блеющий что-то на своем. Как называются эти слуги колдуний, черные коты на побегушках? Фамильяры? Палестинец (где она его откопала в Шестине?) был фамильяром ведьмы.
Саша осознавала, что демонизирует Гильдереву, но злость превалировала над здравым смыслом. Дядя Коля намеревался намылить палестинцу рожу, а мама упросила не делать этого. И зря. Гильдеревы заслужили хорошую взбучку.
Саша мотнула головой, вытряхивая оттуда образ врага. Снова взглянула на пятно.
«А ведь за кирпичной кладкой не подъезд», – подумала она. Мысленно набросала план здания, убедилась, что на этажах есть дополнительные пространства. Помещения между боковыми стенами тамбуров и фасадом.
«Прямо как в твоих книгах», – сказала Александра Вадимовна.
Тайные залы – обязательный атрибут готической прозы. Винтовые лестницы вьются в подземелья. Летучие мыши гроздьями свисают со сводов…
Архитектор – Элле – мог удвоить количество квартир, но предпочел оставить замурованные, нефункциональные комнатки. Абсолютно темные, пригодные лишь для жирных слизней и крыс, которым ведомы секретные проходы.
Саша прикинула, хотела бы она побывать в этих застенках.
«Ни в коем случае», – ужаснулась Александра Вадимовна.
«Одним глазком», – сказала Шура.
Саша перевела взор на картонные короба. Чужое имущество. Она пообещала маме перебрать наследство предыдущего жильца и очистить чулан. Почему не приступить немедленно, до маминого возращения?
