По телу Саши побежали мурашки.
Отец Владимир окунул кропило в воду и запел тропарь. Его приняли бы вокалистом в группу, исполняющую хеви-метал. Голос наполнил колодец, воспарил к сводам. Казалось, он просочился и в вестибюль, потек по комнатам, по тайным закоулкам дома, сотряс здание от фундамента до кровли. Зимой в общежитии мама дихлофосом обрызгала кухню, и из духовки полезли рыжие тараканы. Саша подумала, что пение дезинфицирует подвал.
Священник ходил вокруг бассейна, крестообразными жестами окропляя помещение. Пел и читал молитвы наизусть.
Старославянский звучал, повторяемый эхом.
– Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое…
Саша оцепенела, будто под гипнозом, но это был хороший, исцеляющий транс.
– Господи Боже, Владыко Вседержителю, благослови, молим Ти ся, жилище сие и вся рабы Твои, живущие в нем…
Роса золотилась на дне бассейна. Не сузился ли зрачок в бронзовом щите? Словно присматривался к попу.
Отец Владимир украсил стены четырьмя наклейками с распятием, со всех сторон от впадины. Помазал елеем. Зажег кадило. Церковный аромат распространился по комнате. Кивком приказал ребятам следовать за ним. Они вернулись в подвал, и священник совершил каждение, окропил все каморы, кадки и печи, темные углы. Рома подсвечивал путь. За процессией струился благоуханный шлейф.
В завершение чина отец Владимир помолился за всех, живущих в доме.
– Аминь, – сказал он.
Саша едва не спросила: «Получилось?» Вместо этого она искренне поблагодарила священника. Рома забрал из круглой комнаты табуретку. Плотно прикрыл клепаную дверь. В вестибюле стало светлее.
Отец Владимир стащил подрясник. Упаковал в сумку. Он не скрывал удовлетворения. Боже, он практически ликовал.
– Дом положено содержать в чистоте, – сказал священник, – и в духовной тоже. Не ссорьтесь по пустякам, не сквернословьте, не гневите Господа, и благодать никогда не покинет ваших стен.
– Спасибо. – Саша протянула конверт. Тысяча рублей. Кто намекнул бы ей в мае, что деньги она отдаст батюшке за освящение подвала?
Отец Владимир молча положил конверт в сумку.
– Приходите на службу.
Он ушел, и только сейчас до Саши дошло, что обряд длился без малого час. Целый час они пробыли внизу, а показалось, не больше двадцати минут.
Они встали на балконе, провожая взглядом «пежо». Машина подняла облако пыли и исчезла между кустов.
– Крутой мужик, – оценил Рома. – Хотя денежками не побрезговал.
– Ты чувствовал что-то? Одухотворенность?
– У меня покалывал затылок, – признался Рома.
– Я словно на крыльях за вами летала.
– Считаешь, помогло?
– Да, – брякнула она и прикусила язык: не сглазить бы. Лучи солнца грели лицо, рисовали веснушки. Дети смеялись, щебетали воробьи. Лето было в разгаре.
– Какие молитвы красивые.
– Есмь, еже, еси, – улыбнулся Рома.
Она погладила его по плечу.
– А из тебя получился бы отличный дьякон. Ты никогда не думал о духовной семинарии?
27
Награда
Это был прекрасный день, лучший день лета. Все вокруг, прохожие и сама природа, подавали тайные знаки: ее ждет головокружительное будущее.
Завтра маме исполнялось сорок три. Саша и Рома съездили в центр и купили имениннице подарки. Мама забронировала столик в ресторане. Рома тоже был приглашен.
Саша предложила прогуляться к яхт-клубу.
– Ты серьезно? – удивился парень.
– Тех придурков давно там нет, – рассудила она, – не сторожат же они нас! Яхт-клуб был нашим местом. Хочу вернуть его.
Они запаслись едой из кулинарии и соками и покатили по лугу возвращать пляж. Она подумала, что любит Рому. И от осознания этого велосипед ускорился, норовя взмыть в небо, к перламутровым облакам.
Поплескавшись студеной водой из источника, они снова оседлали железных коней.
– Но! – кричала Саша, сцепив руки за спиной, гарцуя по пыльной тропинке.
Может быть, призрак промышленника Махонина когда-то увяз в речной тине и был вынужден бродить тенистыми аллеями, шугая голубей. Но теперь яхт-клуб казался самым обычным запущенным санаторием, каких сотни у рек и на морских побережьях. Ничего мистического в разваленных корпусах и погорелых сараях, в покалеченных статуях.
– Ты что-то ощущаешь? – спросила Саша.
– Ничего такого.
– И я.
У парапета загорала семья с двумя маленькими детьми и звонким терьером. Саша, не дожидаясь, пока Рома расстелет новое покрывало, скинула шорты и футболку и ринулась в волны. Он нагнал ее у ветвистой коряги. Саша зацепилась за сучья, балансировала, любуясь пустынным яхт-клубом. В кронах деревьев щебетали птицы.
Рома обнял сзади и поцеловал. Пальцы скользнули по талии. На миг что-то твердое коснулась ее бедра. Длинное, твердое, буравящее ткань Роминых плавок. Парень стушевался и отплыл. Саша улыбнулась.
– Я к амбару! – объявил Рома, кролем рассекая изумрудную гладь.
На берегу они жевали блины и запивали морсом. Рома заботливо убирал с ее тела песчинки и настырных мурашек. Она положила мокрую голову на его колени. Травинкой щекотала его и смеялась.
«Вечером, – решила она. – Этим вечером, да».
– О чем ты думаешь? – спросил он.
– Ни о чем. – Она дотянулась травинкой до его ноздрей. Рома поморщился и чихнул.
– Алексина! Не хулиганьте.
– Мама в ночь уходит, – сказала Саша невзначай, – останешься у меня?
– Конечно, – сказал он, и глаза забегали от радости и волнения, а руки так просто рехнулись.
– Пожарим поп-корн… – Саша потянулась лениво. Выгнулась, чтобы купальник облегал грудки. Показалось, или Ромка облизнулся?
Где-то далеко загрохотало. Саша повернулась. Тучи сгрудились на западе. Они висели там и вчера, но не подтвердили синоптические прогнозы. Дождь поливал верховье Волги.
– Будет гроза, – сказал Рома, – наконец-то.
– Тем более, придется тебе меня защищать, – заметила Саша.
– Буду твоим личным дьяконом.
Семья ушла, опасаясь ливня, и они тоже снялись с места. Но небо не проронило ни капли. Тени велосипедистов вязли в душном воздухе. Не спеша, они доехали до одинокого махонинского дома.
Около подъезда, в окружении сумок, стояли Абрамовы с малышами.
– А мы на море едем, – похвастался мальчик, нахлобучивший моряцкую бескозырку.
– Круто! – сказала Саша. – Нас возьмете?
