– Па, ты въезд пропустил.
– Нам чуть дальше, – ответил папа.
Автомобиль миновал колечко чистеньких высоток и уходил от района в степь.
«Куда дальше?» – напряглась Саша.
Справа расплескалась огромная лужа, залитый водой луг, как рисовые поля в документалках про Японию.
Девятиэтажки Барби мигнули солнечными зайчиками, прощаясь.
«Куда дальше-то?»
Ветви шиповника зашуршали по борту машины. «Мазда» подпрыгнула на ухабе. Саша прильнула к стеклу.
– Мама…
– Сейчас, солнышко…
Кусты расступились.
«Что ты там вякнула?» – хмуро спросила Шура.
Сашин рот непроизвольно распахнулся.
Она увидела дом.
2
Снаружи
Он стоял в поле, красно-бурое пятно на фоне безмятежно-голубого неба. Громоздкий, трехэтажный, с кирпичным нутром под осыпавшейся и утратившей первоначальный цвет штукатуркой. Двенадцать окон квартир были утоплены в нишах и обрамлены рельефным орнаментом. Фасад вертикально разрубал выпуклый ризалит с высокой крикливо-фиолетовой дверью в неглубоком портале и двумя подъездными оконцами. Все окна, кроме фонаря под двускатной крышей, были узкими и высокими.
По простенкам между вторым и третьим этажами тянулся причудливый орнаментальный пояс: погрызенные временем и непогодой гипсовые фрукты и ягоды. Гроздь винограда, что-то вроде арбуза или тыквы. Венчали дом рожки дымоходов, а из его торцов выдвигалось по паре балкончиков с металлическими ограждениями.
Саша завороженно разглядывала массивные наличники, лепнину, фруктовое декорирование. Старое здание больше походило на музей – запущенный и провинциальный, – чем на жилой дом. Но, справившись с удивлением, она различила новые детали: сушащиеся на верхнем балконе спортивные штаны, телевизионные антенны, трансформаторную будку…
Слева двое детишек, мальчик и девочка, ползали на коленках по земле.
«Вот почему квартира обошлась нам так дешево. Это же хреновые декорации из фильма про чекистов».
На первом этаже шевельнулись занавески, какой-то старик оглядел гостей и скрылся в недрах комнаты.
Саша поняла, что мама смотрит на нее. С надеждой, мольбой и опаской.
– Здорово, да?
Ни Саша, ни ее противоречивые внутренние голоса пока не определились, здорово это – дом в поле – или не очень.
– Господи, сколько ему лет?
– Дореволюционная постройка, – сказал папа. Он клацал телефоном, вероятно, переписывался с женой.
– И какого черта его здесь построили?
Саша обвела взором пустырь и болотце, до которого было рукой подать.
– Не чертыхайся, – пожурила мама.
В их городе с четырехвековой историей было предостаточно памятников архитектуры, помещичьих домин, бараков. Она никогда не думала, что придется поселиться в одном из этих музейных экспонатов.
«Есть шанс, что его скоро демонтируют», – сказала Шура.
– А мы закупили ведра для колодезной воды? Чугунку, свечи?
– Газ, вода, все в комплекте. А завтра нам установят модем.
– Ну же, – хлопнул в ладоши папа, – исследуем территорию!
Они вышли из машины. Ветер приглаживал некошеную траву. Дети не обращали никакого внимания на новоприбывших, а вот смешная, словно сшитая из разных клочков шерсти кошка перестала лизать лапу и повернула к ним треугольную мордочку. Изумрудные глаза источали любопытство.
– До остановки пятнадцать минут пешком, – сказала мама, – до станции – минут двадцать через микрорайон.
– Тут где-то минеральный источник был, – задумчиво проговорил отец. – И даже яхт-клуб.
Саша вообразила кораблик, пробирающийся заиленным руслом Змийки.
– А здесь, наверное, жили отдыхающие.
Саша заставила себя думать об общежитиях, по которым они с мамой скитались.
На рельефном фасаде висела табличка: «Первомайская, д. 1». Газон окаймляла бордюрная лента, приветливо кивали бутонами тюльпаны, вился к подоконникам плющ. Две массивные лавочки вызвали ассоциации с каменными львами, застывшими у входа во дворец.
Мама приобняла Сашу за талию:
– Угадай, где наша квартира?
«В городе», – подумала Саша, и глаза защипало.
Она молча указала на второй этаж.
– В точку!
Тропка вилась от подъезда к кустам, к красивым и нарядным высоткам. Их окна переливались в оправе стеклопакетов, дразнили.
Что скажет Ксеня? Что сказал бы Леша?
Папа вытаскивал из багажника пакеты, мама покусывала ногти, смотрела на ризалит и полукруглые фронтоны, словно тщилась разглядеть в них свое будущее.
Саша побрела по двору, к южному его краю.
– Доча…
– Пусть осмотрится, – вмешался папа. – А мы на скамейке посидим.
Пырей пружинил под кедами. Ветерок обдувал взмокший лоб.
«Ну зачем, ну зачем ты умер?» – вопрошала она дядю Альберта.
За углом простиралось ничто. Пустота из двух половинок, зеленой и голубой.
На секунду показалось, что если она сейчас топнет ногой, то мир полетит в тартарары, долбаный д. 1 по Первомайской покатится, как перекати-поле. Обрушатся кремовые новостройки, степь сомнется, будто бумага, и все это ухнет в пропасть, где ему и место.
Проводки наушников щекотали шею, на глаза навернулась влага, но Саша похлопала ресницами и сильно сжала кулаки, не давая слезам пролиться.
Прищурилась на солнце, чтобы оно сожгло клокочущую в душе дрянь.
«Мы больше не бомжи», – сказала Александра Вадимовна.
Рядом мяукнуло тоненько, звук доносился из крошечного оконца у самой земли. Зарешеченный квадрат и сырая мгла за ним.
– Кис-кис-кис, – позвала Саша, но мяуканье не повторилось.
Она поплелась обратно, загребая кедами траву.
И едва не ойкнула, когда навстречу кинулся растрепанный мальчонка. Не старше семи лет, в шортах и футболке. Коленки перепачканы – это он играл во дворе с подружкой-ровесницей.
– Привет, – улыбнулась Саша, которая обожала детей и мечтала, чтобы у мамы и дяди Альберта родился малыш. Братик или сестричка.
– Поможешь нам? – спросил мальчик, шмыгнув носом.
– Попробую.
Он поманил ее во двор. Родители сидели у подъезда, огороженные сумками и пакетами. А под ржавым турником сидела девочка с такими же грязными и оцарапанными коленями, как у ее приятеля. Она встретила Сашу предельно серьезной гримасой и сказала вместо приветствия:
– Стань там.
