“Единственное, что вы можете сделать для соратников-предателей – это уничтожить их, как зараженных смертельным вирусом, пока они не уничтожили ваше общее дело…” И кто же был вашим соратником, кого вы ликвидировали, ваше величество? Надо покопаться в последних некрологах… Или это королева Виктория – приговорённый соратник? Крайне любопытно…
Что ещё интересного сообщил самодержец? Чем, по его мнению, плох капитализм? А плох он, главным образом, хаосом отдельных производств. Принцип действия капиталистов – кто во что горазд. Никто не согласовывает свои действия и производство со своими конкурентами и партнёрами. И на рынок выбрасывается то больше, то меньше, то одних товаров, то других. В результате какая-то часть из них остаётся непроданной, другая становится, наоборот, сверхприбыльной. Одни разоряются, их рабочие выбрасываются на улицу. Другие – богатеют. Различия между полюсами богатства и бедности всё время усиливаются… Ну, что ж, вполне марксистский подход, не подкопаешься…
А вот лекарство от этой болезни император предлагает оригинальное и, судя по всему, собственного приготовления. Для эффективного противодействия кризисам перепроизводства необходимо все предприятия объединить в единый хозяйственный механизм и замкнуть на две управляющие структуры – Госплан и Госснаб, работающие на основании Плана развития Народного хозяйства.
Лекарство предлагает марксистское, а от идеи Маркса о безденежном обществе камня на камне не оставил. Итак, на какие проблемы он тут указывает?
В теории обмен без денег выглядит, конечно, красиво, однако, если в “единой народно-хозяйственной системе” заводов будет несколько десятков или даже сотен, пересчитать и учесть все их потребности и потенциал в натуральных показателях практически невозможно. А если переместиться в товары для людей…
Чтобы произвести миллион шляпок для наших женщин, посчитаем, сколько нужно произвести овец. А для этого требуется вычислить необходимое количество пастухов. А для пастухов определить потребность хлеба, тулупов и всего остального. Запланировать, сколько металла выплавить, чтобы изготовить из него чашки, в которые пастухи будут разливать похлебку… И так далее, и тому подобное… Когда начинаешь доходить до каждого пастуха и его потребностей… Получается абсурд, поскольку это всё начинает ветвиться и размножаться волнами, которые уходят в запределье.
Вторая проблема возникает, когда каждому по норме распределяют два костюма, три косынки. Одному две буханки хлеба, другому – одну… Очень быстро выяснится, что некоторым двух булок мало, а иным и одной много. И так со всеми распределяемыми вещами. И пойдёт неконтролируемый обмен, причём в самых разных местах: в подворотнях, в соседских избах…
А Ильич ведь об этом много говорил. Он уверен: если мы допустим этот неконтролируемый обмен, он, как за хвост, потащит за собой весь капитализм. Поскольку капитализм – это, прежде всего, рыночный обмен. Если наши люди по мере развития социализма будут получать через распределители всё больше и больше материальных ценностей, то эти неконтролируемые обмен и рынок будут развиваться также всё больше и больше. И никакие посадки, никакие расстрелы “чуждых элементов” эту проблему не решат. Поэтому надо было придумать что-то такое, что могло бы эту тенденцию сгладить, а лучше бы – вообще ликвидировать эту пагубную тягу “старорежимных людей” к обмену, этот “нарыв капитализма”…
Император предлагает вместо отказа от денег – трёхконтурное обращение, и самая бомба – особый порядок эмиссии: Госбанк не кредитует коммерческие банки, а выкупает производимую продукцию. Таким образом полностью исключается необеспеченная эмиссия… Н-да, такое предложение надо легендировать. Никто не поверит, что её автор – инженер-электрик с дипломом химика. Кто же тебе всё это писал, товарищ царь? Кто такой головастый у тебя в команде?.. Так, что там ещё… Госкомцен, Государственная монополия на внешнюю торговлю… Всеобщие бесплатные медицина и образование, национализация недр… Ну, что ж, логично, что такие предложения от своего имени ты озвучивать не можешь. Свои же придушат. А так – заход через никому не известную подпольную партию. Ход логичный и беспроигрышный…
Хотя и сам заход на партию тоже оригинальный, это же надо придумать – обвинить марксистов в незнании марксизма. Свежо, непривычно, впечатляюще…
А теперь главный вопрос, остающийся пока без ответа: откуда такая осведомлённость? Получается, что самодержец знает про действия партии, свергающей его, больше, чем любой из руководства ЦК. Неудивительно, что он даже не пытался сделать его, Красина, осведомителем по одной простой причине – он и так знает больше…»
Красин даже зарычал от тоски и досады. Господи, какой наивной теперь казалась его продуманная безупречная конспирация! Отвратительно чувствовать себя в тридцать лет шалунишкой, ковыряющимся в песочнице под неусыпным наблюдением строгого родителя, который прекрасно видит все шалости, но почему-то не наказывает…
«Что он там говорил про своего крестьянина-охотника? “Бывало и так, что Коба целыми часами сидел с нацеленным ружьём и, забывшись, любовался резвящимся перед ним зверем”. Хотя, впрочем, известно почему – зачем ломать инструмент, если его можно использовать в своих целях. РСДРП – карманная партия самодержца! Докатились…»
В это же время в Поти
Евстратий Павлович Медников – простой и малограмотный старообрядец, служивший раньше полицейским надзирателем, ещё десять лет назад был прикомандирован к охранному московскому отделению в качестве агента наружного наблюдения, да так и остался им навсегда. Обладая потрясающей природной интуицией и организаторскими способностями, под командой Зубатова создал лучшую в России школу филёров, которая получила название «медниковской».
Ум, сметка, хитрость, трудоспособность и настойчивость сделали Евстратия незаменимым специалистом и классическим «слугой царю, отцом солдатам». Свой для филёров, которые в большинстве были из солдат и крестьян, он знал и понимал их, умел разговаривать, ладить и управляться с ними.
Его сотрудники верили в него, как в Бога. Лучше его филёров не было, хотя выпивали они здорово и для всякого постороннего взгляда казались недисциплинированными и неприятными. Они признавали только своего начальника. Медниковский филёр, выслеживая «объект», мог пролежать целый вечер в выгребной яме, долгими часами выжидать на жутком морозе, без багажа вскочить в поезд за наблюдаемым и уехать внезапно, часто без денег, за сотни вёрст…
Искусство перевоплощения в школе Медникова было поставлено на высокий театральный уровень. Его филёр стоял извозчиком так, что самый опытный профессиональный революционер не мог бы признать в нём агента. Умел изображать из себя и торговца спичками, и вообще лоточника. При надобности мог прикинуться дурачком и поговорить с наблюдаемым, якобы проваливая себя и свое начальство. Когда же служба требовала, с полным самоотвержением продолжал наблюдение даже за боевиком, зная, что рискует при провале получить на окраине города пулю из браунинга или удар ножом, что нередко и случалось.
Сегодня, впрочем, никаких неожиданностей служба не предвещала. Следить за сановниками всяко приятнее, комфортнее и безопаснее, чем преследовать боевиков-революционеров. Поэтому пара внешних агентов, где один работал извозчиком, а второй изображал загулявшего купца, спокойно и расслабленно следовала за коляской министра финансов, предвкушая сытный ужин за казённый счёт и ненапряжное времяпровождение близ какой-нибудь гостиницы, клуба или ресторана, где их должна сменить следующая оперативная пара.
