Дима взглянул на Оксану, и ему показалось, что глаза ее за окулярами противогаза полны слез. Она тоже понимала, что сделала. И остальные это понимали. Все всё понимали, но ничего не могли с собой поделать, бросая на девушку редкие, полные боли взгляды.
Зорину захотелось подойти к Оксане и приободрить ее, сказать что-нибудь хорошее, но что-то ему помешало. Не сейчас. Потом. Когда душа успокоится. Он отвернулся и постарался сосредоточиться на раскисшей под мокрым снегом дороге. Какое-то время это получалось, так как при каждом шаге нога погружалась в жижу почти по щиколотку, и приходилось прикладывать немало усилий, чтобы выдрать ее обратно.
Плюс ко всему еще поднялся сильный встречный ветер, толкавший путников обратно, словно стараясь не пустить настырных людишек к своей цели. Снег забивал окуляры, и членам отряда приходилось практически ежесекундно протирать их руками, чтобы хоть что-то разглядеть в набирающей силу метели. Они как будто снова оказались в белом тумане, что, опять же, не прибавило им хорошего настроения.
В мельтешащей пороше показался еле различимый дорожный указатель. Дима отделился от группы и подошел к нему, чтобы узнать, где они находятся. Стерев рукой налипший снег, он с удивлением прочитал «Алаево». Ни фига ж себе! Оказывается, они за битвами да погонями не заметили, как отмахали большую часть пути. Как же так получилось? Они же вышли совсем недавно. Зорин задумался. А действительно, сколько времени прошло с того момента, как они покинули Новосибирский метрополитен? Он внезапно понял, что не может ответить на этот, казалось бы, простой вопрос. Сколько они пробыли в муравейнике? А в тумане? Оксана говорила – несколько часов. Тогда как они оказались около Алаева? Дмитрий почувствовал, что у него от этих размышлений начинает болеть голова. А, к черту. Он мысленно махнул рукой. Похоже, из всей группы только он примерно представлял дорогу между Новосибом и Томском. Остальные не должны ничего заметить, а следовательно, и заморачиваться не стоит. Зорин подошел к Пастору.
– Мы уже близко, – громко сказал он, стараясь перекричать вой ветра.
Тот вздрогнул, выныривая из пучины собственных мыслей.
– А?
Дима наклонился поближе, чтобы командир мог его расслышать.
– Я говорю, мы уже близко от Томска. Всего сорок километров осталось.
Пастор повертел головой.
– Че-то быстро мы дошли, тебе не кажется?
Зорин мысленно чертыхнулся. Командир оказался умнее и прозорливее, чем казалось сначала.
– Не знаю, – прокричал он. – Вон тот знак указывает, что мы на границе Томской области. А отсюда до города – сороковник.
Вокруг них собрались остальные. Ветер с каждой минутой усиливался, швыряя в лицо стремительно летящие снежинки.
– Не пройдем мы этот сороковник, – Пастор прижал ладони рупором к маске противогаза, будто это могло усилить звук. – Нам надо укрыться. Ты не знаешь, где это можно сделать?
Дмитрий задумался.
– Знаю, – сказал он через минуту. – Там дальше, метров через триста, пост полиции должен быть. Такая кирпичная коробка. Будем надеяться, что она еще на месте.
Бойцы выдвинулись вперед. Через десять минут борьбы со снегом перед ними предстало небольшое кирпичное строение. Зорин сразу обратил внимание, что окна заделаны железными листами.
– Похоже, там уже кто-то живет, – сказал Князь, постучав пальцем по железу.
Командир подошел к двери и подергал ее. Та со скрипом поддалась. Пастор кивнул одному из братьев, и тот выхватил неизменный мачете и исчез внутри. Через какое-то время он снова показался в дверном проеме и махнул рукой, приглашая следовать за ним.
– Заходим, – крикнул Пастор.
Все потянулись внутрь. Гюрза, шедшая последней, захлопнула дверь и закрыла металлический засов. На защитных костюмах загорелись фонари.
– Почему дверь была открыта? – спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Так, что у нас здесь? – поинтересовался командир. Группа рассредоточилась по помещению. Вскоре Гюрза нашла пару керосиновых ламп, и в комнате стало заметно светлее.
– А это что такое?
Все повернулись туда, куда указывал Князь. В углу лежали человеческие кости. Рядом, на самодельной треноге, висел закопченный котелок. Наемники подошли поближе.
– Понятно, – протянул Пастор.
– Что понятно? – спросил Дмитрий. Стоящий перед ним Князь закрывал ему весь обзор. Боец отошел в сторону.
– Вот это, – командир поковырялся в котелке ножом и вытащил оттуда мумифицированную человеческую кисть. Диму замутило. Сразу нахлынули воспоминания о времени, проведенном в гостях у Аркадьича. Он отошел подальше от страшной кучи. Остальных членов группы увиденное мало впечатлило. Пастор повертел на ноже останки и бросил их обратно в котел. Гюрза без особого энтузиазма перекладывала оружие, лежащее на столе рядом со старым проводным телефоном – три ПМ и два АКСУ. Все были изъедены ржавчиной, с пустыми магазинами и заклинившими в заднем положении затворами. Князь разглядывал висевшую на стене полицейскую форму в количестве трех комплектов. В кармане одного из кителей он обнаружил сложенную вдвое тетрадь. От грубого прикосновения обложка треснула и развалилась на куски подобно сухому осеннему листу.
– Осторожно! – прошипел командир. Князь застыл, держа тетрадь двумя пальцами.
Пастор стянул перчатки, отмахнулся от возмущенного возгласа Гюрзы и принял тетрадь на раскрытые ладони. Бумага захрустела. Командир положил ее на стол и внимательно всмотрелся. Оксана поднесла лампу.
– Прочитать можно, – сказал он. – Но только один раз. Страницы придется отламывать. По-другому никак.
Командир отогнул остатки обложки, уничтожив их таким образом окончательно.
– Это дневник, – прошептал Дмитрий.
– Экий ты догадливый, – с иронией сказал Пастор. – Ну, если такой умный, сам и будешь читать. Нефиг тут всем толпиться. Рассаживайтесь, где кому приглянулось.
Зорин посмотрел на командира, но промолчал. Затем придвинул поближе лампу и начал читать.
«Вот и докатился. Пишу дневник, как какая-нибудь девчонка сопливая. Но мне кажется, это надо. Не знаю, почему. Просто надо. Дела приобретают совсем печальный оборот. Мы находимся на полицейском посту на въезде в Кемеровскую область. Мы не знаем, что произошло. Пятого (зачеркнуто), шестого (зачеркнуто), пятого к нам на пост прибыл автобус с солдатами внутренних войск. Салаги-первогодки, один моложе другого. Но все при оружии. Тоже мне, бойцы – обнять и плакать. Только один более-менее на ветерана похож. Нас должен был сменить другой наряд полиции, а приехали эти. Странно. Телефоны и сотовая связь отрубились еще за день до этого. Командир этих пацанов, старший лейтенант, тоже от силы лет двадцати пяти, привез приказ оставаться на месте. Че за хрень? Но приказы не обсуждают, даже дебильные. Особенно дебильные. Связи нет, по рации мы слышим только друг друга. Лейтенант сказал, что что-то хреновое намечается, всех под ружье подняли. Никто ничего не объясняет. Как всегда.
