Золотой век романовской империи пришелся на конец XVIII — начало XIX века. Петровский революционный импульс был довольно успешно преобразован в ускоренную эволюцию Екатерининской эпохи, когда военный и дипломатический авторитет Петербурга достиг максимальных высот. Хоть главная идея-фикс первого русского императора о создании торгового морского флота так и осталась нереализованной, торговля все же стала важной статьей доходов казны. Причем торговали не только мехами и хлебом. Уральские металлургические заводы, построенные на костях крепостных рабов, сделали Россию основным производителем железа в мире и главным его экспортером. Но прекрасный миг, подаривший иллюзию достижения паритета с Европой, оказался недолгим. В то время как Россия, утрачивая «пассионарный» темп развития, скатывалась в болото стагнации, на Западе происходила новая революция — на этот раз промышленная. Изобретение парового двигателя предрешило переход от мануфактурного к промышленному производству. Железные дороги и пароход совершили переворот в транспорте. Рентная по своей сути, импортозависимая и экспортоориентированная русская промышленность была нокаутирована не какими-то там санкциями, а бурным развитием технологий.
Уральскую горную индустрию подкосило, например, изобретение и широкое внедрение бессемеровского метода производства стали. Урал был «мировой кузницей», пока для выделки железа использовался древесный уголь (на Урале есть и много леса, и руда, и запасы гидроэнергии). Но когда в производстве стали стал использоваться каменный уголь, мировой металлургической державой почти мгновенно стала безлесая Великобритания. Россия оказалась не в состоянии ответить на этот вызов: от экспорта металла она перешла к импорту технологий. Донецкий промышленный район (Донбасс) возник преимущественно благодаря усилиям иностранного капитала. Не случайно дореволюционное название Донецка — Юзовка произошло от имени англичанина Юза (гуглим, кто это, кому интересно).
То есть не успела Россия отдышаться после петровского «подъема на дыбы», а пора совершать новый рывок. Не знаю, имела ли Россия шанс вновь форсировать свой генезис, увенчайся успехом восстание декабристов, об этом можно только гадать. Но то, что 30-летняя николаевская эпоха стала временем «пышного упадка» империи, наращивающей свою отсталость, — это факт. Катастрофическое поражение в Крымской (Восточной) войне и утрата статуса военно-морской державы — закономерный итог полувековой стагнации в экономическом и социальном развитии.
Удар, нанесенный по России Англией и Францией, был оскорбительным, болезненным, но не смертельным. Отличный стимул для нового мобилизационного рывка. Но вместо этого в стране случились либеральные Александровские реформы, половинчато-успешные, но по большому счету провальные. Иными они и не могли быть, поскольку преследовали единственную цель — спасение монархии и правящего класса, интересы общества же приносились в жертву. Есть такие болезни, которые горчичниками не лечатся. Полувековое отставание России от ведущих европейских держав ускорением эволюционного развития вылечить не удалось. Ну, теоретически если бы страна вышла на опережающие темпы роста (причем вдвое большие, чем у лидеров) и смогла удерживать их на этом уровне 50 лет, то к началу Первой мировой войны романовская империя смогла бы догнать мировых лидеров. Но поверьте, еще никому подобный фокус не удавался. Может быть, Китаю, удерживающему такие темпы роста уже 35 лет, удастся выдержать планку еще 15 лет, но это из разряда фантастики. Стагнация неизбежна. Просто невозможно бежать марафонскую дистанцию в спринтерском стиле.
Что касается реформ Александра I, то они, конечно, были полезны. Но к моменту отмены крепостного права в России в Лондоне уже работало метро, а к тому времени, когда братья Райт положили начало бурному развитию авиации, «освобожденные» русские крестьяне так и не смогли оплатить свою «свободу». Позорные выкупные платежи были отменены только в результате первой русской революции 1905–1907 гг. (на самом-то деле она была лишь первой попыткой революционной трансформации именно политической системы).
Что же я хочу сказать? Я этим намекаю, что хотя социальный генезис и экономическое развитие страны в пореформенной России ускорилось, и даже кое-где возникли очаги капиталистического уклада, страна так и не смогла выползти из режима стагнации, то есть весь период царствования трех последних Романовых империя НАКАПЛИВАЛА ОТСТАВАНИЕ от ведущих западных держав, а не сокращала его. И если б Россия отставала только от западных держав, это было бы не так страшно.
Почему мир боится русской агрессии
Совершенным сюрреализмом стало стремительное отставание России от Японии, которая впервые соприкоснулась с западной цивилизацией только в середине XIX столетия — эпоху телеграфа и бума железных дорог. А на островах Восходящего солнца еще сражались кривыми мечами и писали кисточками на шелке. Модернизация Японии и Александровские реформы в России стартовали одновременно. Время подведения итогов наступило через полвека. Как я утверждал, утверждаю и буду утверждать, война есть высшая форма конкуренции социальных систем. Война требует концентрации всех сил общества — экономических, интеллектуальных, духовных и собственно военных, которые являются квинтэссенцией всего перечисленного.
Русско-японская война дала объективную оценку и эффективности систем управления, и адекватности идеологий развития, которыми руководствовались русская и японская элиты. Системы управления принципиально вроде бы отличались не очень сильно: в Российской империи — абсолютная монархия как выразитель интересов земельной (рентной) аристократии; в Японской империи — монархия, олицетворяющая господство промышленной олигархии и аристократии военной (формально я, возможно, не прав, поскольку официально всякого рода самурайство было в Японии упразднено, но военная элита занимала в правящем классе весьма влиятельные позиции).
Что же касается идеологических установок, то наши страны придерживались совершенно разных концепций. Россия делала ставку (на самом деле под словом «Россия» следует понимать правящий класс как единственный идеологический субъект) на ускорение эволюционного догоняющего развития с опорой на рентную экономику (экспорт зерна и нефти, импорт машин и технологий). Японцы же, чьи стартовые позиции были несравнимо более слабыми, имели шанс на успех в цивилизационной гонке, только совершив революционный рывок путем сверхконцентрации усилий всего общества. Причем ресурсная бедность островов не оставила им выбора — ставка была сделана не на эксплуатацию природы, а на интенсификацию труда. Эффективно наращивать прибавочную стоимость в то время можно было только в сфере массового промышленного производства. Поэтому Япония взяла курс на импорт сырья и экспорт готовой продукции.
Последнее обстоятельство и предопределило столкновение дряхлеющей романовской империи и бурно развивающейся Японии, стремящейся войти в клуб мировых колониальных держав. Для нее колонии были жизненно необходимы, поскольку давали и источники сырья, и рынки сбыта. Ведь Япония не обладала самодостаточностью даже в продовольственной сфере — слишком мало она имела пригодных для обработки земель. Объект японского экспансионизма лежал под боком — громадный, сонный, увязший в феодализме Китай. Западные державы, прежде всего Великобритания, были заинтересованы в том, чтобы отдать Китай в сферу японских интересов.
