Р. С. Бейкер. Увидено в Германии (Seen in Germany).
Нью-Йорк, 1902 г.
Стране с подобной экономикой – маленькая зарплата, низкий уровень внутреннего потребления, государственная дисциплина, государственное финансирование, протекционистские тарифы – нужен богатый партнер без заградительных пошлин, который будет покупать товары, производимые на экспорт. В 1890-х гг. таким потребительским рынком была Великобритания. Однако односторонние торговые отношения чреваты трениями вроде тех, что существуют сегодня между США и Китаем. Уже тогда англичане воспринимали маркировку «Сделано в Германии» как сигнал об экономической угрозе, и именно в эту эпоху на фоне становления всеобщего избирательного права настроения народных масс начали определять отношения между странами.
Другая проблема экспортной экономики с низким уровнем доходов населения заключается в том, что рабочий класс, утратив надежду получить свою долю общественного блага, может стать более радикальным. В 1890-х гг. Германия превратилась в цитадель социализма. Эрфуртская программа Социал-демократической партии, принятая в 1891 г., ставила задачу объединить рабочих для марксистской борьбы, «неизбежной по законам природы». Она начала быстро набирать популярность у электората. Революционеры всего мира видели в Германии страну, откуда вскоре начнется победное шествие коммунизма.
Чтобы рабочие были довольны жизнью, правительству надо позаботиться лишь об одном – основные продукты питания должны быть дешевыми. Для индустриально развитой Германии решение напрашивалось само собой: импортировать недорогое зерно из Америки или черноземных регионов России. А поскольку немецкие промышленники были людьми здравомыслящими, они желали этого всей душой. Но они не могли получить желаемое, потому что, несмотря на все свое богатство, не имели реальной власти. Власть была в руках прусского юнкерства в Ост-Эльбии – именно юнкерам были гарантированы места в парламенте, высокие посты в армии и на государственной службе.
Юнкеры Ост-Эльбии не уступают власть
«Канцлеры – и даже кайзер, – которые пытались посягать на особые права аграрного сектора, рисковали столкнуться с шумной, хорошо организованной оппозицией… Трехклассная избирательная система усугубляла разделение между Востоком и Западом, увеличивая разрыв между прогрессивным урбанистическим Западом, где было много католиков, и “азиатскими степями” прусской Ост-Эльбии».
Кристофер Кларк. Железное королевство (Iron Kingdom)
Используя свое политическое влияние, юнкеры категорически отказались от импорта дешевых продуктов, поскольку опасались, что это нанесет ущерб им самим. Так Германская империя раскололась на две части.
Страна, расколотая надвое
В конце XIX в. было непонятно, какая культура завоюет мир в XX в. – немецкая или английская. Германия лидировала в области передовых технологий: даже британский флот использовал для защиты своих боевых кораблей патентованную броню Круппа. От Рейна до Днепра и от Балтики до Черного моря немецкий стал языком торговли, науки и образования. Однако преемники Бисмарка умудрились испортить дело.
С 1897 г. немецкие дипломаты вели себя настолько нерационально, что историки, изучающие оригинальные документы, разводят руками и ищут объяснения в психологии.
Впрочем, если не верить прусскому мифу об объединении Германии в 1871 г., ситуация становится вполне понятной. На самом деле ни о каком единстве не было и речи. Финансовая система Германской империи представляла собой гигантский механизм, который перекачивал богатства либеральной католической Юго-Западной Германии в Ост-Эльбию, в руки прусского юнкерства, помещичьей элиты, не изменившейся с 1815 г. Сельскохозяйственные угодья юнкеров и их служба в армии финансировались за счет налогов западных промышленников и непомерно дорогого хлеба, который покупали западные рабочие. За это юнкеры платили им лютой ненавистью.
«Теперь внешняя политика Германской империи и принципы обеспечения безопасности определяются в первую очередь ненавистью к России и Франции. При этом программа вооружения военно-морского флота разрабатывается с прицелом на нового потенциального врага – Англию. Такое поведение на международной арене едва ли можно назвать разумным».
Томас Ниппердей.Немецкая история 1866–1918 гг.
В итоге с 1898 г. две Германии с совершенно разной историей, общественным устройством, экономикой и вероисповеданием имели различные приоритеты во внешней политике.
Прусский миф: одна империя, один народ, один Бог
В то время престол занимал кайзер Вильгельм II, наполовину англичанин. Его настроения были ярким отражением раскола страны. Как король Пруссии он любил армию и боялся славян, в ужасе ожидая предстоящей «расовой борьбы»
[23] в Восточной Европе. Однако как германский император он всячески содействовал развитию флота, лично контролируя строительство кораблей, и все понимали, что цель этой стратегии – дать отпор Англии.
Начиная с 1897 г. адмирал Тирпиц при поддержке кайзера развернул кампанию за усиление флота. Пропагандисты, вооруженные новейшими медиатехнологиями (среди прочего они демонстрировали первые киноленты), ездили по стране, убеждая людей, что Германии нужен мощный флот. Глубинная причина была проста: имперский флот фактически был противовесом прусской армии.
Это объясняет, почему план усиления флота чудесным образом объединил самых разных людей. Поддерживая флот, либералы, католики, национал-либералы, пангерманисты и даже социалисты демонстрировали свой патриотизм и одновременно голосовали против власти юнкерства. Кроме того, это вело к перераспределению налогов: часть из них теперь должна была тратиться не на прусскую армию, а на сталелитейные заводы, лаборатории и верфи Западной Германии.
Таким образом, движение за создание флота стало чем-то вроде агитационного автобуса для всего радикального, современного и антиюнкерского – как для левого, так и для правого крыла.
Может показаться, что перед нами профессор-марксист, который отправляет юнкеров в мусорную корзину истории, однако на самом деле капитан, а позднее адмирал фон Хееринген возглавлял отдел пропаганды военно-морского флота Германии.
«Интересам Германии на море и амбициям землевладельцев снова предстоит столкнуться между собой… Разногласия между промышленным и аграрным лобби будут становиться все более острыми… и в конечном счете, под давлением внешних условий, промышленники одержат победу».
